В. Подзимек - На всю жизнь (повести)

Краса признался, что еще ни разу не был.

— Я тоже ни разу, — сообщил я. — Тем не менее мне ясно, что между судебным процессом и общим собранием довольно большая разница. Там нельзя просто так поднять руку и выступить в прениях.

— Я видел фильмы, в которых страсти разгорались прямо в зале судебных заседаний. И только из-за того, что кто-то из присутствующих выступал с заявлением, направлявшим ход судебного разбирательства по новому пути, — обратил мое внимание Краса.

— Случай с Бартоничеком — дело серьезное, это не кино, — подчеркнул я.

— Я понимаю. Что бы ни случилось, одного мы его не оставим.

— А командир батальона не возражает против твоего присутствия и секретаря организации ССМ?

— Надпоручик Ванечек заявил, что решающим будет ваше слово. Если вы не возражаете, он у командира все уладит, — сообщил Краса.

— Я — «за», — ответил я, понимая, что мне самому больше ничего предпринимать не придется.

Когда в день судебного разбирательства я пришел в часть, всех троих его участников уже давно не было.

— Убыли поездом в три ноль-ноль. Для верности, чтобы не опоздать, — доложил мне дежурный.

Целый день я был не в себе. Я переходил из роты в роту, старался сосредоточиться на вопросах боевой подготовки, а когда мне это не удалось, то пытался убедить себя в том, что я не такой уж бестолковый. Краса ведь тоже не бестолковый, а как его это дело захватило.

Но самые большие заботы ожидали меня вечером дома. Как я понял из отрывочных Лидиных высказываний, сейчас она занималась большой семейной драмой. Суть ее в том, что отец ушел от матери, а Лида под предлогом консультации с обоими родителями о дальнейшей судьбе их отпрыска Радована помирила их.

Сначала ей казалось, что из этого ничего не выйдет. Отец во время телефонного разговора заявил, что если вопрос идет об их отпрыске, то ей следует обратиться к матери, на попечении которой находится Радован, а ей он выплачивает алименты. Причем значительно большую сумму, чем установил суд. Бедняга думал, что таким образом избавится от этого дела. Но он не знал Лиду. Она придумала повод, по которому ей якобы было необходимо переговорить с отцом, чтобы он помог понять некоторые черты характера Радована. И отец попался на удочку. Слегка, но наживку заглотнул.

Моя беда заключалась в том, что Лиде хотелось рассказать мне обо всем этом в мельчайших подробностях. Поэтому она уложила детей спать еще до моего прихода.

А у меня именно сегодня не было ни малейшего Желания слушать, как протекала Лидина миссия примирения отца и матери маленького Радована. Сегодня это событие представлялось мне просто чепухой по сравнению с судебным разбирательством по делу «Mapцел Гложник и компания».

И все равно Лида — удивительная женщина, хотя и работает учителем и находится под влиянием идеи о том, что школа в состоянии сделать практически все, когда речь идет о воспитании учащихся и об их родителях. Во всяком случае, она сразу же сочувствовала, что ее Радованек вместе с его родителями интересует меня не более чем мыльный пузырь. Поэтому она незаметно удалилась в гостиную посмотреть телевизор в то время, как я принялся звонить дежурному, чтобы узнать, не вернулся ли надпоручик Краса.

Телепередача закончилась. Лида пошла спать с чувством досады от испорченного вечера, а я решил в последний раз позвонить дежурному.

— Уже вернулись, товарищ поручик, — доложил дежурный, как только я представился.

— Сколько их вернулось? — с волнением спросил я.

— Надпоручик Краса плюс…

— Плюс один или два? — Мое волнение увеличивалось.

В конце концов он понял, что мне нужна точная информация.

— Лучше я уточню на КПП, — сказал он.

— Будьте так добры, — пытался я овладеть собой.

— Плюс два, — доложил через минуту дежурный. — Плюс десатник Ержабек и рядовой Бартоничек.

— Большое спасибо, — сказал я и положил трубку.

И тут мне пришло в голову, что возвращение рядового Бартоничека еще ни о чем не говорит. Он свободно мог быть осужден и, несмотря на это, вернуться в часть и ждать вызова.

Я позвонил в общежитие. Старина Петршина сообщил, что надпоручик Краса минуту назад прошел мимо него, наверняка еще не успел раздеться, не говоря уж о том, чтобы лечь спать, и он сейчас же сбегает за ним и позовет к телефону.

Мне было ясно: то, что я делаю, — просто-напросто бессмыслица. Все это спокойно терпит до утра. Но такой уж я человек, что, если мне что-нибудь втемяшится в голову, я не успокоюсь до тех пор, пока дело полностью не прояснится.

Краса подошел к телефону через несколько секунд.

— Ну, так что? — спросил я.

— Это было прекрасно, — сообщил он мне рассеянным тоном.

— Ты что, выпил чего-нибудь? — налетел я на него.

— Об этом не стоит говорить, — ответил он. — Бутылка «семерки» на двоих.

— Вас же было трое, если я не ошибаюсь. — Я понял, что если хочу в это позднее, а точнее, ночное время узнать у Красы что-нибудь разумное, то надо взять разговор в свои руки.

— Сколько дали Бартоничеку? — задал я нескромный вопрос.

— Год, — услышал я, — условно.

Мне сразу же стало веселее.

— Это хорошо, — сказал я.

— Но все было не так просто. Всех остальных посадили. А главаря Марцела даже на три года. Как рецидивиста. Два грабежа автомашин, которые были за Бартоничеком, — еще не самое страшное. Больше всего ему досталось за другое. Цитирую дословно: «… Несмотря на то, что он не участвовал в преступлении, он не предотвратил его ни сам, ни с помощью прокурора или работников милиции, командира или начальника воинской части, которым обязан был обо всем доложить». Вплоть до вынесения приговора обстановка была довольно напряженной.

— Согласен, но ты сказал, что все прекрасно.

— Прекрасно было потом, когда все закончилось, когда вынесли приговор. Я встретил прокуроршу на лестнице.

Мне все стало ясно.

— Давай оставим это на более подходящий момент, сейчас уже поздно, — рассудил я.

Краса пробурчал:

— Хорошо, на потом. Когда будет время и настроение.

Я понял, что мои слова прозвучали грубо. Ему хотелось, видимо, рассказать об этой прокурорше именно сейчас, а не потом, для него «сейчас» — самый подходящий момент.

— И как она — ничего? — попытался я спасти разговор.

— Чудо, товарищ поручик! — сказал он с восхищением в голосе.

Я поинтересовался подробностями.

— Как я уже говорил, мы встретились на лестнице. Я решил взглянуть на нее вблизи, чтобы проверить мое предположение, возникшее во время процесса; даже издали было ясно, что это…

— Я понял, — попытался я сделать его рассказ более лаконичным.

— Представляете, она вдруг меня останавливает и говорит: «Вы родственник рядового Бартоничека?» Я ответил, что все мои родственники, которые остались в памяти нашего рода, никогда не привлекались к уголовной ответственности.