Владимир Мильчаков - Повести и рассказы

Спустившись в средний горизонт подземного города. Грета повернула в правое крыло и увидела идущего к ней навстречу лейтенанта в эсэсовском мундире.

При первом взгляде в лицо лейтенанта девушка почувствовала, что гибнет. К ней навстречу шел Фриц Гольд, двоюродный брат ее и Лотты. А лейтенант уже спешил к ней, весело улыбаясь и широко раскрыв руки.

— Лотта! — воскликнул он, подбежав к девушке и обнимая ее. — Слышал, что ты у нас, да никак не мог увидать. Ты ведь сразу же закрылась в своей лаборатории. Очень рад?… — лейтенант вдруг замер на полуслове.

— Что такое?! Это ты?.. — испуганно отшатнулся он, глядя на Грету выкатившимися от удивления глазами.

Девушка не вскрикнула, не пошатнулась, хотя ей показалось, что пол коридора у нее под ногами вздрогнул и куда-то поплыл. Огромным усилием воли она подавила в себе желание вырваться из объятий эсэсовца и кинуться вдоль коридора, чтобы на ходу выхватить пистолет и пустить пулю себе в висок. «Нужно самой нанести удар… ошарашить его… — пронеслось в голове девушки. — Фриц всегда был трусом. Он и сейчас уже струсил». Грета с ненавистью взглянула на эсэсовца и угрожающе проговорила:

— Да, это я. Но я — Лотта Шуппе. Запомни это я молчи. Я ведь могу доказать, что ты помог мне пробраться сюда.

Лицо Гольда побелело. Он поднял обе руки и, как будто отталкиваясь от Греты, негромко повторял:

— Да что ты… Что ты?! Кто тебе поверит? Я сейчас…

— Молчать! — оборвала эсэсовца девушка. — Поверят. У меня есть твои письма.

— Но я ничего не писал!

— Врешь! Писал! В гестапо поверят, что писал именно ты. У меня есть такое донесение о работах, проводимых в Грюнманбурге, — вдохновенно фантазировала Грета. — У меня есть еще кое-что. Запомни, меня расстреляют на полчаса позже, чем тебя.

Холодный пот выступил на лбу Фрица Гольда. В словах Греты не было и крупинки правды, но он-то прекрасно понимал, что значит быть заподозренным в государственной измене. За такое дело в гестапо уцепятся обеими руками. Раздуют из мухи слона. Лейтенант знал, какими мерами гестаповцы заставляют людей, попавших в их лапы, сознаваться в чем угодно.

«У этой стервы заготовлены фальшивки, — думал Гольд. — И поверят ей, а не мне. На мое место найдется много охотников. Любой из гестаповских начальников свалит меня и посадит на мое место своего сынка или брата. Эта еврейская девка права. Меня расстреляют раньше, чем ее. И зачем только я попался ей на глаза?»

— Запомни мои слова и молчи, — снова услышал Гольд угрожающий шепот Греты. — Иначе гестапо получит донесение о всех лабораториях и секторах Грюнманбурга, подписанное тобой.

— Грета, дорогая… — начал Гольд замирающим от страха голосом. — Грета…

— Я Лотта Шуппе! — перебила его девушка. — Грета Верк погибла при бомбежке в Зегере. Ну, теперь беги докладывай обо мне, куда хочешь.

— Нет! Нет! Гре… Лотта, — испуганно зашептал лейтенант. — Я никому ничего не скажу. Но только и ты смотри не проговорись, что видела меня. Мы друг друга не встречали. Ни разу не встречали. Я уже два года не встречался с тобой. Я даже не слыхал, что ты здесь. Ладно?

— Ладно, — согласилась девушка. — Только запомни: я здесь не одна. Нас много. Теперь за каждым твоим шагом будут следить. — Грете припомнился вчерашний разговор с Бруком и его попытка запугать ее. Повторяя жест штандартенфюрера, девушка ударила ребром кисти правой руки по ладони левой, как будто отрубая что-то, и угрожающе закончила: — Проболтаешься — смерть. Мои друзья рассчитаются с тобою. Понял?

— Понял, Гре… понял, понял, Лоттхен, — закивал насмерть перепуганный Фриц Гольд. Обойдя Грету стороной, чтобы случайно не прикоснуться к ней, лейтенант чуть не бегом кинулся прочь.

«Хорошо, что никто не видел меня с ней, — думал он, торопясь к выходу. — Никто не видел, что я разговаривал с этой сумасшедшей. А ведь и в самом деле сумасшедшая! Раз удрала в Америку, так и сидела бы там, за океаном, так нет, принесло ее сюда, в самое пекло. Видно, у нее сильная поддержка… Кто-то из больших начальников помог ей пробраться к нам. Долго ли она здесь пробудет? Наверное, недолго. Побоится провала».

При мысли, что Грета может провалиться, и тогда обнаружатся документы, обличающие его, Фрица Гольда, лейтенант зашатался. Он только сейчас по-настоящему понял, над какой пропастью стоит.

Грета осталась в коридоре одна. Встреча с Гольдом оказалась последней каплей в переживаниях Греты. Силы совсем покинули девушку. Чтобы не упасть, она вынуждена была прислониться к стене. В таком положении ее и застал один из адъютантов генерала, спешивший куда-то с поручением.

— Фрейлин Шуппе! — подлетел он к девушке. — Что с вами? Вам дурно? Вы слишком рано выписались из госпиталя. Разрешите, я вас провожу до приемной. Генерал ждет.

В голосе адъютанта Грета услышала неподдельное участие.

— Голова закружилась, — слабым голосом ответила девушка. — Это, наверное, от контузии. Не беспокойтесь, я дойду сама.

Но адъютант настойчиво взял ее под руку и проводил до самых дверей генеральской приемной. Девушка поблагодарила его ласковым взглядом.

Дежурный адъютант немедленно пропустил начальника лаборатории «А» к генералу. Грета шла, как во сне. В голове билась мысль: «Выдаст или не выдаст Фриц?»

Идя с адъютантом по коридору, девушка чутко прислушивалась. Ей все казалось, что позади раздаются торопливые шаги охранников, которые спешат арестовать ее. Но вот двери генеральского кабинета закрылись за спиной Греты, и девушка с облегчением вздохнула: генерал был один.

Вопреки своему обыкновению, фон Лютце не сидел в кресле, а торопливо семенил от стола навстречу девушке. Такая предупредительность показалась Грете подозрительной. Она уже знала, что фон Лютце не любит стоять в присутствии своих подчиненных.

А генерал поздоровался с Гретой за руку и с ласковой внимательностью усадил ее. Взобравшись затем в свое кресло, он окинул девушку сочувственным взглядом и осведомился о ее здоровье.

— Все нормально, господин генерал, — ответила Грета. — Голова иногда кружится. Но с этим не приходится считаться. Сейчас каждый из нас должен напрячь все силы, чтобы приблизить победу.

— Совершенно верно, — закивал фон Лютце. — Мы переживаем дни, когда личное здоровье, счастье и даже сама жизнь — все, что мы имеем, все должно быть подчинено одному — выполнению предначертаний нашего великого фюрера. Я очень рад, что у вас истинно германская душа, фрейлин Шуппе. Я уверен, что вас не согнет ничто, никакая, даже самая ужасная весть.

Грета будто сквозь туман слушала разглагольствования генерала, чувствуя, как сердце все сильнее и сильнее теснит огромная тяжесть. Казалось, его сжимала чья-то холодная, твердая рука.