Владимир Мильчаков - Повести и рассказы

«Может быть, написать дяде Густаву, отцу Лотты, — размышлял Фриц Гольд. — Тоже нельзя. Цензура, а за ней и гестапо узнают обо всем раньше дядюшки Густава. Тогда несдобровать. Спросят, почему сразу не сообщил в гестапо. И угораздило же эту проклятую Грету встретиться с ним сегодня в коридоре! Как было все хорошо до этой встречи! Однако что же все-таки делать?»

Гольд почувствовал себя совершенно беспомощным и одиноким. У него было много знакомых и немало приятелей. Некоторых из приятелей Гольд привык считать своими друзьями. Совместная служба, ночные кутежи и похождения создавали иллюзии дружеских отношений. Только сейчас Гольд понял, что по-настоящему близких людей у него все-таки нет. Перебрав в памяти всех, кого он считал своими друзьями, лейтенант с огорчением признал, что ни одному из них нельзя доверить угнетавшую его тайну. И тогда он вспомнил о белокуром капитане СС, танкисте из дивизии «Мертвая голова».

«Разве посоветоваться с Бунке? — мелькнуло в голове лейтенанта. — Это, пожалуй, будет лучше всего. Бунке — надежный парень».

Чем дальше Фриц Гольд раздумывал, тем сильнее убеждался, что умный совет ему может дать только один человек — капитан Зигфрид Бунке.

Несмотря на частые встречи и дружеские отношения. Гольд в глубине души побаивался капитана из «Мертвой головы». Не раз, встретившись взглядом с капитаном, Фриц Гольд торопливо отводил глаза в сторону. Ему казалось, что капитан видит не только то, что доступно обычному человеческому глазу. Гольд был почти уверен, что если капитан попристальнее вглядится в человека, то прочтет и то, что человек прячет в тайниках своей души, в самых глухих ее закоулках.

В глазах лейтенанта образ Бунке был окружен ореолом непоказного героизма, героизма, являющегося чертой характера. Лейтенанту казалось, что если он будет постоянно общаться с Бунке, то и на него перейдут отблески этого ореола. В то же время он почти ревновал Бунке к лейтенанту Кольбе, втайне сердясь на то, что капитан с одинаковым дружелюбием относится к ним обоим.

Вскоре после их знакомства в пивной «Золотой бык» Гольд, воспользовавшись тем, что Кольбе был занят по службе, один отправился навестить Бунке.

У капитана в этот вечер сильно разболелась нога, и он не захотел куда-либо пойти. Капитан лежал, и Гольду даже показалось, что Бунке не особенно обрадовался его приходу.

Впрочем, капитан сразу же позвал своего денщика, и на столе появился столь любимый капитаном коньяк. Сам Бунке в этот вечер только пригубил, зато Гольд удивительно быстро опьянел. Никогда раньше ему не приходилось напиваться до такой степени. Потом он узнал, что Бунке, несмотря на боль в ноге, сам проводил его до квартиры. В голове Гольда сохранились только отрывки того, что он говорил Бунке. Но даже этих отрывков было достаточно, чтобы, протрезвившись, Гольд похолодел от страха. Подумать только — он, Гольд, говорил, что дела на фронте и в тылу обстоят паршиво, что фюрера окружают изменники и еще многое такое, за что его легко могли из лейтенанта СС превратить в государственного преступника.

Утром, проснувшись и припомнив кое-что из своих высказываний, Гольд со всех ног кинулся к капитану. Он умолял Бунке не губить его, забыть все те глупости, которые спьяна ему наговорил.

К удивлению Гольда, капитан не стал упрямиться, не потребовал ничего за свое молчание. Он внимательно посмотрел на лейтенанта, усмехнулся и сказал:

— Ну, чего ты перепугался? Мало ли что говорится между друзьями, особенно под пьяную руку! Да я уже все забыл.

Гольд был уверен, что капитан не забыл ни одного слова из того, что он, пьяный, говорил. Но дальше капитанских ушей эти разговоры не пошли. Капитан не донес на Гольда и, как казалось лейтенанту, стал еще лучше к нему относиться. А Гольд, хотя и почувствовал себя спокойнее, понял, что попал в зависимость к капитану Бунке. Впрочем эта зависимость не тяготила Гольда. Она как бы приближала его к Бунке. Все чаще получалось так, что, когда лейтенант Гольд в свободное от службы время приходил к капитану, он заставал его одного. Странными были эти встречи. Каждый раз, направляясь к капитану, Гольд намеревался расспросить его о фронтовой жизни, узнать, что думает капитан о дальнейшем ходе войны, об окончательном разгроме русских. Но всегда почему-то выходило, что говорил больше Гольд, а капитан подливал ему коньяк, дымил сигаретой да время от времени вставлял какую-нибудь фразу, которая вызывала у Гольда новый поток слов. Гольд не был избалован вниманием слушателей. Даже ближайшие друзья лейтенанта часто обрывали его на полуфразе, предпочитая говорить сами. Капитан же умел слушать и, что особенно нравилось Гольду, слушал с явным одобрением. Лейтенанту казалось, что капитан совсем не любопытен. За время их знакомства Бунке ни разу не поинтересовался, чем заполнено служебное время Гольда. Только раз, когда Гольд снова проговорился, что ему недавно пришлось расстрелять своего школьного товарища, Бунке с необидной усмешкой сказал:

— Ну и зацепило же тебя этим расстрелом. Да мало ли в кого приходится стрелять? За что же ты своего дружка шлепнул-то?

Гольд счел своим долгом прежде всего отмежеваться от всякой дружбы с расстрелянным радистом, а потом рассказал капитану все, что знал о Максе Бехере. Правда, он старательно умолчал о том, что из себя представляет Грюнманбург, и ни разу даже не упомянул этого названия. Капитан, как всегда, молча выслушал и по окончании рассказа задумчиво сказал:

— Да-а! Интересная история получилась. Значит, сейчас вы совсем без радистов остались?

Узнав, что взамен Макса Бехера и его напарников в часть прислали новых, особо проверенных радистов, капитан с явным удовлетворением сказал:

— Ну, вот видишь, значит, все в порядке.

Лейтенант Гольд с любопытством взглянул на «железного» капитана. Неужели в грюнманбургской трагедии его обеспокоило только то, что подразделение осталось без радиосвязи? Неужели гибель трех человек ему так же безразлична, как гибель трех муравьев, раздавленных сапогом прохожего? Но капитан со скучающим видом рассматривал сигарету, которую собирался закурить, и больше не добавил ни слова. Он даже не полюбопытствовал узнать волнующие подробности допроса радистов и расстрела Макса Бехера.

С этого времени лейтенант Гольд увидел в капитане Бунке человека настолько не похожего на него самого, что один раз, в порыве откровенности, сказал Кольбе:

— А знаешь, по-моему, все настоящие солдаты должны быть такими, как Зигфрид Бунке.

Кольбе, отличавшийся большой практичностью, определил Бунке совсем с другой стороны. Подумав с минуту, он ответил Гольду:

— Бунке чего захочет, того и добьется. Такому, брат, на дороге не становись. С сапогами слопает.