Борис Азбукин - Будни Севастопольского подполья

С тех пор как на стенах мастерских появились первые подпольные листовки, охрана станции усилилась. И день и ночь по путям бродили патрули, возле конторы постоянно торчал жандарм, а на заборах запестрели приказы, извещавшие жителей привокзальных слободок: «За появление ночью без пропуска на путях станции — расстрел на месте». Майор Филле, уходя, не оставлял теперь раскрытыми окна. Было ясно, что действовать нужно с наступлением темноты. Но когда, в какой час?

Десять дней подряд ребята по очереди наблюдали за каждым шагом военного коменданта.

Слежку днем Петька взял на себя. Рано утром, когда товарищи только еще собирались на работу, он был уже в деревянном сарае напротив домика коменданта и, прильнув глазом к щели, терпеливо ожидал пробуждения майора Филле.

День коменданта начинался всегда одинаково. Ровно в восемь плотный, рыжеватый, рано облысевший майор, с затекшим лицом распахивал окно, на котором стояли пишущая машинка и радиоприемник, включал радио и, налив в стакан коньяку, залпом выпивал его под звуки берлинского марша. Вскоре окно закрывалось, майор в белом кителе и фуражке с крабом над козырьком, слегка порозовевший, спускался с лестницы и направлялся к конторе. Следуя за ним, Петька пробирался к развалинам и, пристроившись среди каменных глыб, следил за дверью и окнами конторы. Комендант распекал дежурного по станции, вызывал табельщицу, что-то подписывал, разговаривал по телефону и снова вызывал дежурного и кричал на него, писал какие-то бумажки, а потом запирался в кабинете с жандармом Курцем и о чем-то долго совещался с ним. Курц уходил, и на столе появлялось вино. Это означало, что дела закончены. Опорожнив бутылку, комендант багровел и, слегка пошатываясь, выходил на пути, где формировались составы. Петька, прячась за вагонами, слышал, как захмелевший комендант с бранью набрасывался на сцепщиков и составителей, сопровождая ругань зуботычинами.

Наступало время обеда, комендант возвращался домой, отдыхал, а под вечер, снова приложившись к бутылке, опять шел в контору. Петька поджидал товарищей и докладывал обо всем, что видел.

Коля, Костя или Саня — смотря по тому, чей был черед вести наблюдение вечером, — «провожали» коменданта из конторы домой. Лишь убедившись в том, что комендант принял очередную порцию спиртного и заваливался спать, они покидали свой пост.

В конце концов ребята узнали полный распорядок дня майора Филле и убедились в его хроническом запое. Но оказалось, что комендант не всегда пил в одиночку.

Случилось это в воскресенье. До наступления сумерек Костя, Коля и Саня пришли к Петьке в сарай, чтобы еще раз хорошенько осмотреться на месте. Час нападения на квартиру коменданта уже определили: с девяти вечера до одиннадцати, когда майор Филле обычно сидел в конторе.

Сарай — великолепный наблюдательный пункт, облюбованный Петькой, — мог пригодиться. Он рядом с домом коменданта, в щели видны и дорожка, ведущая к дому, и каменная лестница, и окна квартиры, высоко поднятой над кладовой под домом. Пол в сарае бесшумный, мягкий, с толстым слоем сопревшей соломы и пересохшего конского навоза. В первые дни оккупации прибывшие в город обозники ставили здесь своих лошадей. Подсвечивая карманным фонариком, Саня и Костя обнаружили в углу лестницу, видимо, служившую кормушкой для завалки сена обозным битюгам. И тут у них созрел новый план. Зачем возиться с замысловатым замком и открывать дверь, когда можно подставить лестницу и проникнуть в квартиру к коменданту через окно?

Ребята уже договорились, как действовать, но тут их внимание привлек гул мотора. Легковая машина, испещренная зелеными и коричневыми пятнами, затормозила у квартиры коменданта.

Первым из машины вышел офицер-эсэсовец, средних лет, с отличной спортивной выправкой и холеным лоснящимся лицом. За ним выпорхнула пышноволосая, нарядно одетая женщина, при виде которой Петька тихо ойкнул.

— Тю! Да это же наша Женька Зеленская и начальник СД Майер, — прошептал он. — Вот паскуда!

— Какая Женька? — спросил Калганов.

— Та самая, что напротив Саши живет на Лабораторной и следит за его домом, — тихо пояснил Костя. — А кто с ними еще?

Последним машину покинул высокий сухопарый офицер в белом кителе, в фуражке с высокой тульей. На рукаве у него, как и у Майера, виднелась нашивка — череп и скрещенные кости. Что-то знакомое почудилось Косте в его сутулой фигуре. Где он его видел?

Захватив пакеты с вином и закуской, офицеры и Женька скрылись в дверях квартиры.

Ребята не спускали глаз с окон. Филле не затемнял их, полагая, что находится далеко за пределами досягаемости советской авиации.

В комнату вошла Женька, кокетливо повертелась перед зеркалом. Майер и другой офицер подошли к висячей лампе и, став под ней, с видом знатоков-ценителей разглядывали бутылку с игристым вином. Когда офицер повернулся к окну, ребята сразу узнали его. Это был обер-лейтенант Эрнст Шреве, начальник орсткомендатуры и жандармерии.

Кто в оккупированном Севастополе не знал и без проклятий не вспоминал Шреве и Майера, которые чинили над советскими людьми жестокие расправы! С первых дней оккупации Шреве и Майер наводили ужас на горожан. Кто попадал в жандармерию, а затем был передан в СД — не возвращался. Все гибли под расстрелом. Руки Майера и Шреве были обагрены кровью двенадцати тысяч мирных жителей. Их тайные агенты и день и ночь шныряли по городу. На стенах домов пестрели призывы к местным жителям выдавать тех, кто распространяет подпольные партизанские листовки.

В квартире коменданта началась попойка. Из открытых окон вырывались визгливые звуки джаза, звон посуды и пьяные голоса офицеров, гнусаво тянувшие «Дейчланд, дейчланд юбер аллее»…

Петька ушел домой. А Саня с Костей продолжали наблюдать за окнами квартиры.

— Вот бы их тут накрыть, мать честная. Одну гранату в окно — за всех наших сразу бы рассчитались, — прошептал Саня.

— Видать, нынче наше дело труба. Теперь будут пить до утра, — сказал Коля. — Потопаем.

Раздосадованные неудачей, связные выбрались со станции.

На следующий вечер все трое снова собрались в этом же сарае. В квартире свет, окошко распахнуто, на подоконнике, как и вчера, стоят радиоприемник с машинкой, а самого коменданта не видно.

Битый час связные следили за квартирой, слышали, как там трещал телефон, но Филле не появлялся ни в окне, ни в дверях. Костя то пятерней ерошил волосы, то отворачивал рукав и поглядывал на стрелки. Уже десятый час! В чем дело? Почему он сидит дома?

— Просчитались мы, — тихо сказал Саня. — Утром он заявился на станцию с распухшей рожей, злющий и все лютовал. Избил составителя, засек плетью военнопленного, который при перегрузке припрятал головку сыра. А теперь вот дрыхнет…