Клара Ларионова - Московское воскресенье

В старинном парке сдержанно шумели липы. По занесенным снегом аллеям пронесся «виллис» и остановился у подъезда с высокими колоннами. По мраморным ступеням застучали сапоги, и высокие комнаты помещичьего дома наполнились веселым гомоном. Словно свежий ветер ворвался в мертвый дом.

Девушки разбежались по комнатам. Вот где можно наконец отдохнуть после леса и землянок!

Прусский помещик до последнего часа ждал, что фашисты защитят его. Он бежал, не успев отключить свою электростанцию, не успев захватить багаж. Кровати были аккуратно убраны, в столовой накрыт стол на пять персон.

Но больше всего обрадовала девушек ванна и горячая вода.

Девушки бродили по комнатам, разглядывая картины, ковры, белую мебель с золотой инкрустацией.

Кто-то, пройдя через вторую спальню, открыл маленькую дверь. Там была комната со стеклянным потолком, уставленная шкафами с книгами.

— Библиотека! — восторженно воскликнула Катя.

Книги! Сколько времени она не видела их! Да вряд ли ее мозг мог сейчас воспринимать прочитанное; он был так напряжен, что ничего постороннего для Кати не существовало.

Она вышла в сад. Темно, ни звезд, ни горизонта, только ветер свистит в деревьях. Метет поземка. Но Катя внимательно приглядывается, чутко прислушивается… Гул передовой стихает. И это говорит о том, что враг снова отступает.

Настроение было такое хорошее, что решили устроить концерт и танцы. Даша составила программу. Она должна была петь, так как считалась лучшей певуньей.

Катя просила:

— Спой мою любимую «Спит деревушка в синих сугробах…»

— Хорошо, — шутила Даша, — принимаю заявки.

— Вот это правильно, — подхватила Марина, — а для меня спой арию Татьяны: «Онегин, помните, моложе, я лучше, кажется, была! И я любила вас!» — протянула она нежно, и все засмеялись.

— Странный заказ, чем он вызван? — поинтересовалась Даша.

Катя тоже с недоумением посмотрела на Марину. Но в это время внимание всех привлек «виллис», промчавшийся по парку. Почта! В доме зашумели. Девушки бежали к дверям. Одна Катя осталась на месте: знала, что принесут ей письмо.

Вот уже кто-то шаркает по паркету зала, распахивается дверь, вбегает Марина:

— Танцуй, тебе письмо!

— В другой раз станцую, когда музыка будет. Спасибо. А тебе не написал Веселов? Гриша обещал взять его в оборот.

Марина лукаво подмигнула и указала на нагрудный карман:

— Передай Грише от меня спасибо за то, что приучил Сашу писать мне. Напиши, чтобы не позволял ему заглядываться на других девушек. Понятно?

Но Катя уже углубилась в свое письмо.

«Дорогая моя, ну как ты там на своем «маленьком» воюешь? Что-то мне не нравится такая регулировка движения. Нужно бы нам с тобой поменяться местами дислокации, а то получается — ты на передовой, в максимальной опасности, а я вроде как в тылу. Сегодня, отложив учебник математики, я начал перечитывать твои письма и расстроился. Ты пишешь, что мои стихи понравились тебе… Это значит, что ты отнеслась к ним не критически. А я дал себе слово больше никогда не каркать. У нас в полку нашлась книга стихов Маяковского — вот человек с головой. Я прочитал ее не отрываясь и увидел, что его стихи стоят выше моих примерно на потолок Ил-2.

Прошу тебя, Катенька, указывать точнее твои координаты. Я использую малейшую возможность, чтобы увидеть тебя, Я смотрю на карту и каждый день высчитываю, сколько остается до тебя.

Много мне хочется тебе сказать, но надо иметь совесть, военная цензура, наверно, и так проклинает меня. Ведь полагается писать только на одном листе, а я уже на третий перешел. Уж допишу его. Если будут выбрасывать лишние листки, пусть выбросят этот, последний.

Ну заканчиваю, а то друзья избить меня собираются за то, что я много керосину сжег.

Целую множество раз».

Катя, наверно, долго бы еще перечитывала письмо, но пришла Даша, скучная, тихая, совсем не похожая на себя. Катя мгновенно убрала листки, заметив, с какой завистью Нечаева смотрит на них.

— Не получила от Ивана?

— Наверно, занят, — вздохнула Даша. Сделав над собой усилие, она сказала: — Пойдем в парк. Вылеты отменены до определения новой площадки. Речкина собирает желающих на экскурсию, посмотреть иностранную землю.

До обеда оставалось не меньше двух часов. Катя с удовольствием посидела бы дома, сочиняя письмо Грише, но надо было рассеять печаль Даши. Она спрятала письмо в свою красную папку и стала одеваться.

На улице громко разговаривали девушки. Кто-то затеял игру в снежки. Даша, выбежав на крыльцо, мигом скатала тугой снежок и швырнула в Катю. Катя погналась за ней, нагибаясь на ходу и хватая липкий снег. Но разыграться не успели. На балкон выбежала связистка и крикнула:

— Нечаева, к командиру!

Даша досадливо поморщилась, подняла руку, крикнула:

— Я больше не играю!

Это прозвучало как детское: «Чур меня!» Катя выронила тугой снежок. Ей не понравилось мгновенно изменившееся лицо Даши.

Бегом поднялась Даша по лестнице, прокатилась по паркету коридора, постучала в дверь Маршанцевой. Ей не ответили. Она постучала громче, потом приоткрыла дверь и заглянула в комнату.

Маршанцева сидела, уронив голову на ладони, закрыв глаза. Вид у командира был такой необычный, что Дашу кольнуло в сердце — беда!

— Товарищ подполковник, явилась по вашему приказанию, — глухо произнесла Даша.

Маршанцева не вздрогнула, не удивилась: она слышала стук в дверь и шаги Даши, но не могла поднять головы.

Даша приблизилась к столу, оперлась о него, нагнулась к Маршанцевой:

— Кто-нибудь погиб?

— Да, — кивнула Маршанцева.

— Кто? — еле выговорила Даша, чувствуя, что ноги у нее ослабли и она вот-вот упадет.

— Вот письмо от товарищей Коробкова.

— Ваня! — Даша схватилась за край стола, медленно опустилась на стул.

Друзья Ивана Коробкова писали Маршанцевой, что его самолет был сожжен противником. Они просили сообщить об этом его невесте Даше Нечаевой.

— Впереди Берлин! — сказала Маршанцева на полковом собрании десятого апреля. — Вчера пала крепость Восточной Пруссии Кенигсберг, остается последний, решительный бой.

В зале послышался облегченный вздох. Командир продолжала:

— Может быть, сейчас нам придется встретить такое сопротивление противника, какого мы еще не знали до сих пор. Мы должны тщательно подготовиться к этому последнему удару. Пусть ни у кого из вас не будет такого настроения: полетим, закидаем Берлин бомбами и покончим с ним в одну ночь. Эту крепость взять будет нелегко. Здесь гитлеровцы создали систему зенитной защиты. Они сейчас делают последнюю попытку удержаться, они мобилизовали все мужское население Берлина. Даже школьники сведены в ударные батальоны.