Клара Ларионова - Московское воскресенье

Погода благоприятствует полету. Высоту 175.0 видно как на ладони. На ее вершине и чуть западнее выделяется изрытая земля. Гриша присматривается и не может определить, что это такое. На батарею не похоже. Но где же тогда эта самая зловредная батарея? А ну-ка ударим по этому «подозрительному» месту.

И, применяя свой проверенный противозенитный маневр, он с разворота входит в планирование.

Зенитки пока молчат, не хотят преждевременно выдавать себя. Григорий дает команду, и все самолеты бросают бомбы. На выходе из планирования Григорий пытается рассмотреть результаты работы, но высота закрыта черным облаком от разрывов бомб.

Только они вернулись на аэродром, их уже ждала телефонограмма:

«Наблюдением с косы Чушка установлено прямое попадание бомб в артиллерийский наблюдательный пункт и в расположение батареи. За отличную поддержку пехота просит объявить благодарность всей четверке».

Если бы аэродром Маршанцевой стоял рядом с ними, Рудаков помчался бы туда, рассказал Кате, как он отомстил за ее подруг. Будет и дальше мстить за них. Он хотел бы всю тяжесть войны взять на себя, чтобы Кате было полегче, чтобы она дожила до победы.

Окрыленный успехом, Рудаков мчится со своими орлами над скалистым керченским берегом. На бреющем полете проскакивает над головами моряков, которые готовятся к атаке высоты 175.0. Четверка Рудакова кружит над ними, делает заход, другой, поддерживает атаку моряков, подавляет все, что «сверкает» со стороны противника. Он видит, как моряки машут ему бескозырками и строчат из автоматов.

Вернувшись на землю, Григорий закружил Веселова по полю:

— Вот это вылет! Люблю работать с пехотой! А видел, как моряки махали бескозырками? Золотой народ!

Хорошее настроение Григория поднималось с каждым днем. Оно росло по мере развития наступления. Теперь наши танки стремительно продвигались вперед. Самолеты уходили в глубокий тыл, бомбили вражеские аэродромы.

Утром Григорий с друзьями горячо обсуждали необычное происшествие. Вылетели на разведку его два товарища на самолетах Ла-5, над самой линией фронта встретили восемнадцать «фоккеров», которые пикировали на нашу передовую и забрасывали ее бомбами. Сообразив, что Ла-5 похож на ФВ-190, летчики пристроились к «фокке-вульфам» и начали пикировать вместе с ними. Ходят по общему кругу за ними и один за другим сбивают их под шумок. Так удалось им сбить шесть штук.

За всем этим наблюдала любительница таких представлений — наша пехота. Она аплодировала летчикам изо всех сил и просила «повторить» удавшийся номер. Но представление пришлось кончить, потому что боезапас был исчерпан.

Теперь и Григорий стремился к тому, чтобы боезапас был как можно больше. Перед полетом он спрашивал:

— Стрелок, бомбы есть?

— Есть.

— Залезай! А сколько бомб?

— Семьсот килограммов.

— Мало! Вылезай!

Пока стрелок бегал за дополнительным грузом, к Григорию подошел Веселов и начал рассказывать, воодушевленно размахивая руками:

— Понимаешь, на одной из дорог у немцев создалась пробка — тысяча автомашин! И тут мы их застукали! Не поверишь, за всю войну я такого разгрома не видел. Мы засыпали их бомбами. А потом еще добавили из пушек. Очень метко! Но что мне особенно понравилось, так это то, что мы успели вовремя уйти. Только мы сделали последние заходы, как вслед за нами появились «фоккеры», буквально через минуту, но было уже поздно. Одним словом, правильный был вылет.

Гриша похлопал друга по плечу и наложил резолюцию одним только словом, которым на их языке обозначалось очень многое:

— Сильно́!

Да, горячая работа началась на дорогах Керченского полуострова. Воздушная армия уничтожала немецкие колонны. Григорий стрелял до последнего патрона. Многим завоевателям он помешал добраться до Севастополя.

Через два дня линия фронта была уже за Феодосией, вне радиуса действия самолетов, и Рудаков ждал: вот-вот поступит приказ о перебазировании ближе к заветной цели, к Севастополю. Теперь его стала тревожить затаенная мысль: где найти полк Маршанцевой? Даже лейтенант Веселов, этот мастер связи, и тот загрустил, не получая весточки от Марины.

В третьем часу ночи Катя и Даша возвращались на свой аэродром. Когда самолет делал последний круг, Катя заметила, что слева идет на посадку другой. Опасаясь столкновения, она стала мигать огнями, чтобы другая летчица сделала разворот побольше. Но на том самолете будто не замечали ее сигналов. Он так стремительно срезал круг, что сел рядом, чуть не стукнув крылом о крыло.

Катя выпрыгнула и побежала взглянуть, кто так неосторожно садится. Из соседнего самолета вылезла Женя.

— Это вы чуть не сшибли нас? — возмутилась Катя. — С кем ты?

— С Машей Зиминой, — неохотно ответила Женя. По ее голосу Катя поняла, что она недовольна своей летчицей.

— Слушай, Маша, — обратилась Катя к летчице, — неужели ты не видела наших сигналов? Почему ты срезала коробочку?

— Значит, не видела, — ответила с раздражением Зимина. — Вы бы еще круг до самой Москвы растянули, а мне некогда, вот я и срезала.

— Напрасно спешишь, не забывай правило ночника: «Спеши медленно».

— Не забуду, — сердито буркнула Зимина, резко повернулась и пошла к самолету.

Посмотрев ей вслед, Катя строго наказала Жене:

— Следи за ней! Она меня однажды подвела на Кавказе. И Даша говорила, что у нее нет никаких летных способностей. Не нравится мне, что ты летаешь с ней.

Женя усмехнулась:

— Надо же обучать новые кадры.

— Надо-то надо, да не в таком пекле.

Но Женя уже вскочила на крыло и помахала рукой.

Сегодня полк работал с запасной площадки, которая находилась в пятнадцати километрах от линии фронта. За ночь эта линия отодвинулась еще на пять километров. Немцы отступали, оставляя пункт за пунктом.

Сбросив на цель бомбы, самолет Нечаевой попал в жесточайший обстрел. И все же ей удалось вырваться из огня, но, обернувшись, Катя увидела, что прилетевший за ними самолет загорелся. Она закричала:

— Слева наш горит! Иди за ним!

Даша увидела самолет и сразу поняла — ничто ему не поможет. Потеряв управление, он круто падал. Передняя кабина уже была охвачена огнем. Потом огонь охватил вторую кабину, и оттуда полетели ракеты, будто штурман, поняв, что приближается смерть, посылала прощальный привет подругам.

Катя следила за этой страшной катастрофой. Самолет упал на территории противника. Вспыхнул костер. Катя закрыла глаза.

Они опустились на запасной аэродром и не успели выйти из кабины, как подошла Федотова:

— Видели, как горел самолет?

— Чей?

— Кургановой…

— Женя! — с трудом проговорила Катя, и вся кровь ее будто похолодела, глаза расширились от нахлынувших слез, губы перестали шевелиться.