Михаил Герасимов - Пробуждение

15 февраля

Занятия ведем регулярно и, пожалуй, успешно. Но никто из полка не побывал на них, даже командир батальона Мякинин ни разу не соизволил поинтересоваться ими: раньше все куда-то ездил, теперь же к нему приехала жена, так он сидит с ней дома.

16 февраля

Сегодня получил письмо от Шурочки. Дела у Нины, видимо, серьезные, так как Шурочкино послание написано по всем правилам конспирации. Вот отрывок из него: «Милый Миша! Наш дорогой друг, передавший вам через меня пожелания счастья, сейчас писать не в состоянии. Обязательно напишет вам через меня, как только будет возможность. Он здоров, но сердитые тетки и дядя в буквальном смысле слова не выпускают его из комнаты. Они считают необходимым «избавить его от общения с лицами, недостойными их доверия». Я принадлежу к числу последних. Все это я узнала от одного друга моего отца, человека умного и уже старого. Я думаю, что тетки и дядя скоро утихомирятся и простят нашего друга. Их об этом очень просил его отец». Конечно, из этого письма я не все понял, но главное ясно.

18 февраля

Вчера и сегодня у меня отчаянные дни. Прислали «со свечками» из полка рядового моей роты Скворцова. Он сбежал, находился семь дней в самовольной отлучке, говорит — ездил домой. При возвращении в полк Скворцова задержала военная полиция. Его судили и приговорили к наказанию двадцатью пятью ударами розог. Выполнение постановления суда «возложить на командира роты. О выполнении — донести незамедлительно». Что делать? Признаюсь, я несколько растерялся. Посоветовался со своими младшими офицерами — их у меня четверо. Степа Решетников считает, что нужно просто отказаться от выполнения этого дикого распоряжения. Митя Щапов не согласился с ним: солдату все равно порки не миновать, а за отказ выполнить распоряжение командир роты пойдет под суд. Нужно отстегать солдата, но «по-божески». Борис Линько, заслуженный, дважды раненный и с многими наградами, хотя и молодой офицер, твердо сказал: «Нужно выполнить. Чем хуже, тем лучше!» Свои слова не пояснил, ограничившись ответом, что это он так сказал.

Самый старый из нас прапорщик Хлевтов Никандр Федорович подошел к делу просто: «Раз приказано, нужно выполнить. Другим неповадно будет. А Скворцов, я его хорошо знаю, мужичишка лодырь: на кухню за кашей первый, а на занятиях дурачком прикидывается. Одно только, — протянул Хлевтов, — сорок пятый год этому Скворцову, неудобно вроде сечь, старый. Да ничего! Притворяться больше не будет».

Итак, мои младшие офицеры склонились к выполнению постановления суда. Позвали фельдфебеля. Бравый смоленский мужик из зажиточных, трижды Георгиевский кавалер, с четырьмя Георгиевскими медалями вдобавок, действительно храбрый солдат, Валерьян Фомин мялся, бормотал что-то несуразное, что на него мало походило: человек он был четкий. Наконец, вымолвил: «Как прикажете, ваше благородие! Нужно — так выполним».

Я решил так. Выполнять будет Хлевтов, которого солдаты любили, и он был с ними как свой, помогать ему — Линько. Роту построить. Приготовить розги и палаточное полотнище, на которое ляжет наказываемый. Хлевтов вызовет желающих орудовать розгами. Таких, конечно, не найдется. Тогда Хлевтов схватит розгу, рассечет ею несколько раз воздух и крикнет: «Вот какой ты, Скворцов, бездельник. Твои товарищи не хотят даже руки о тебя пачкать. Будь моя власть, я тебе не двадцать пять, а все пятьдесят всыпал бы за милую душу. Придется мне самому за тебя взяться». Пауза. Помахивание в воздухе розгой. «Хотя, если обещаешь быть исправным солдатом, так и быть без деру доложу командиру роты, что выдрали тебя». Розга продолжает рассекать воздух. «Ну, обещаешь?» «Так точно, обещаю». «Становись в строй».

Я спросил Хлевтова, сумеет ли он все это разыграть? Тот ответил, что сделает все «за милую душу» — это была его любимая поговорка.

— А зачем мне розгой-то размахивать, Михаил Никанорович?

— А это, брат, будет символом порки, то есть вроде как ты не воздух будешь рассекать, а сечь Скворцова.

Все выполнено было отлично. Хлевтов даже переусердствовал: заставил Скворцова спустить штаны, так кричал и сек воздух розгой, что я начал опасаться, не увлекся бы он. Стоя у окна своей хаты, я видел все детали «наказания». Когда Скворцов дал обещание, Никандр Федорович скомандовал:

— Надеть штаны! Становись в строй! И помни, Скворцов: не сдержишь обещания, на себя пеняй.

В донесении командиру полка написали, что согласно полученному распоряжению перед построенной ротой было нанесено положенное число ударов розгой.

— Нескладно, да здорово, — резюмировал Хлев тов.

Мне казалось, что мое решение очень умное, что будут волки сыты и овцы целы. Обман начальства за дикое распоряжение я считал правильным, и совесть моя была чиста. Инсценировка наказания, в которой Хлевтов показал незаурядный актерский талант, по-моему, была единственным выходом. Но все же я был неудовлетворен и чувствовал какое-то неудобство, как-будто сделал что-то нехорошее, за что мне стыдно перед самим собой.

Проклятая военная служба, проклятая война! Мне кажется, что все здание армии, а может быть и государства, идет под уклон.

25 февраля

Я опасался, что инсценировка с поркой Скворцова как-нибудь дойдет до начальства. Однако никаких слухов об этом нет. Видимо, в роте не оказалось доносчиков, чем я очень доволен.

Сегодня утром Мякинин прислал записку, сообщая о том, что срочно едет в Матрунки и в штаб полка: какое-то важное дело. Просит прийти к нему в шесть часов вечера.

В назначенное время я застал только его жену. Денщик подал самовар, и только мы приготовились к чаепитию, как приехал Аркадий — сильно расстроенный и нервничающий. Он часто позванивал своим панцирным браслетом и крутил концы усиков, придававших его тонкому продолговатому лицу азиатский оттенок.

Когда денщик вышел, Аркадий еще раз прошелся по комнате. Мы молча ждали, что он скажет. Собравшись с духом, Мякинин посмотрел на нас блуждающим взглядом и прерывистым голосом сказал:

— Произошло невероятное и невозможное: государь отрекся от престола за себя и за сына. В Петрограде и Москве революция. Издан приказ Петроградского Совета об отмене именований «благородие», «превосходительство» и других, солдат называть на «вы», отдание чести вне службы и «во фронт» отменяется. Какие-то матросы сегодня разоружали офицеров на станции Калинковичи.

Вот так известие! Было от чего волноваться. Революция! Царь отрекся от престола. Это гром, но не из ясного неба, а из неба, давно уже затянутого темными облаками, образовавшими грозовые тучи. Я ожидал чего-то подобного, но не так скоро и не так радикально.