Виктор Бычков - Вишенки в огне

Так что она, Ольга, очень хорошо понимает Вовку и всю семью Кольцовых. Но надо думать и о будущем. Вон, наши совсем близко, а некоторые совершенно не остерегаются. Она уже вся испереживалась, извелась: как он, что с ним? А кое-кому хоть бы что: даже весточку передать лень, не говоря уже, что бы зайти, проведать, успокоить, да просто поговорить.

– Олька (он называл её именно так – Олька), – Володя повернулся к девушке всем телом, смотрел в её глаза таким пронизывающим взглядом, что ей стало неуютно, страшно от такого взгляда. И одновременно его глаза притягивали к себе, манили, как водовороты на омутах, отвернуться от них нельзя было, да и не хотелось. Совсем не хотелось. Напротив, было страстное желание смотреть в них, смотреть, не отрываясь и тонуть. То-нуть! Тонуть без надежды на спасение; на дне, в глубине этих глаз, этого взгляда искать и найти своё счастье.

– Ты обо мне долго помнить будешь? – вдруг ни с того, ни с сего спросил он.

Она опешила! Вот уж чего-чего, а такого от Вовки не ожидала.

– Ты… чего… – зажала ему рот ладонями, отстранилась. – Нельзя так говорить, глупыш. Нельзя. С чего это?

– Да-а, так, накатило что-то, – пожал плечами парень, и снова привлёк к себе девушку, потом вдруг встал, помог подняться Ольге. Обнял, прижал, пошел, повёл её, увлекая в кусты, подальше от реки, от этого страшного места. И делал всё это с некой долей страха, в то же время обречённо и одновременно с остервенением, с дрожью не только в голосе, но и во всём теле.

Его состояние тут же передалось и ей, она безропотно подчинилась, не могла не подчиниться, пошла за ним, не отрывая глаз с его побледневшего вдруг лица.

– Ты. помни… помни… родная моя… – исступленно шептал Володя, целуя её.

– Дурак… дурачок… любимый… – успевала выдыхать из себя Ольга. – Да я… дурачок… любимый мой… ненаглядный… нельзя… нельзя… любимый… любимый… родной…

Караван навьюченных лошадей сопровождали немцы. Десять человек во главе всё с тем же унтерфельдвебелем. И вооружены сегодня не винтовками, а автоматами. Распределены солдаты равномерно: есть боевое охранение из двух человек, что идут метрах в пятидесяти впереди; по одному солдату в боковых охранениях, два человека замыкают, остальные четверо идут не толпой, как румыны, а распределились вдоль всего каравана. Притом, два человека идут справа, а два – слева. Видимо, прошлый поход заставил фрицев усилить охрану каравана, изменить тактику.

– Ну что, командир? – Илья Сёмкин дышал под ухом, напряжённо вглядываясь в даль, туда, откуда только что появился немецкий караван. – Рискнём?

Немцы прошли пристань, вытянулись в сторону Руни, но не пошли по дороге, а свернули в поле, почти на его середину, подальше от лесопосадок, что стоят вдоль дороги. Сейчас они были видны как на ладони, но подойти к ним ближе не было никакой возможности: сами разведчики тут же обнаружат себя. Атаковать с такого расстояния – безумство. Засада сорвалась – это стало сразу и всем понятно.

– Не просто придётся, – Василий Бокач лежал рядом, гоняя во рту травинку. – Жаль, «мамалыжников» нет.

– Нашей жалостью отряд не накормишь и не вооружишь, – грубо ответил командир. – Давайте вместе думать: что делать будем?

Как приказ выполнять?

– Давайте за ними следом, – кивнул в сторону немцев Вася Кольцов. – А как только втянутся в лес – атакуем. Если сейчас рвануть вдоль посадок, то мы их опередим.

– Лес отпадает, – за командира ответил Бокач. – В лесу за деревьями у них будет преимущество. Да и автоматы у них, видел? Решето из нас сделают.

– Может, в Борки ночью зайти, попросить у местных? Давали продукты до этого, дадут ещё раз, – посоветовал Илья Сёмкин. – И риска почти никакого.

– Только просить у людей ты будешь. Хорошо? Лично я уже не могу смотреть спокойно в глаза людям, – зло огрызнулся Бокач. – Мы же не «мамалыжники» последнее забирать.

– Всё! Прекратили разговоры! – приказал командир. – За мной!

Вытянувшись цепочкой, группа партизан устремилась вдоль посадок в сторону леса, туда, где среди бурьяна и молодых зарослей березняка и хвои еле виднелась крыша старой колхозной лесопилки.

Караван не успел втянуться в лес, только-только подходил к опушке, до самого леса оставалось каких-то полсотни метров.

Кольцов и Бокач одновременно бросились на «своих» немцев, что замыкали колонну. Василий сразу же вогнал нож в спину солдату, тот беззвучно обмяк, свалился замертво к ногам разведчика. А Володя чуть-чуть то ли промешкал, то ли немец почуял опасность, успел обернуться. И хотя нож командира достиг цели, однако солдат успел закричать. Тотчас немцы открыли огонь, заняли оборону. Одна за другой над лесом загорелись три красные ракеты: фашисты вызывали подмогу.

Несколько немцев сделали попытку пробиться к лесу, но партизаны успели оказаться там чуть-чуть раньше. Огонь из опушки леса остановил фрицев, они заметались.

Лошади, оставленные без присмотра, стояли у кустов лозы, пытались щипать траву. Но короткие поводки не давали такой возможности, и битюги принялись за листья лозы, совершенно безразличные к стрельбе, к взрывам гранат, что уже стали раздаваться на опушке.

Васька Кольцов ужом скользнул между кустов, перерезал поводок, освободив первую лошадь от каравана, ухватил её за уздечку, попытался, было, увести подальше. Но не тут-то было! Битюг встал, как вкопанный, и не сдвинулся с места. На помощь Ваське кинулся Илья Сёмкин. Кольцов за уздечку, Илья – покалывая в круп лошади штыком сзади, заставили коня сдвинуться, пойти. С трудом, нехотя, еле переставляя ноги, битюг уходил в сторону старой лесопилки в заросли березняка и ельника.

Следом за ним потянулись и другие лошади, привыкшие следовать за вожаком. На удивление, немцы не стали преследовать их, даже не сделали попытки отбить караван. Лишь над лесом вновь зависли три красные ракеты.

Отстреливаясь, партизаны отходили за лесопилку. Почувствовав свободу, кони снова приникли к кустам. А Васька с Ильёй уводили всё дальше и дальше пленённую лошадь, пока не скрылись с ней на Матрёниным носу, так называют жители Руни длинный, узкий, уходящий далеко в болото мыс.

– Неужели оторвались? – разведчики остановились вначале мыса, с недоумением прислушиваясь к неожиданно наступившей тишине.

– Странно.

– Тихо! – потребовал командир.

Все замерли, и вдруг отчётливо услышали таканье мотоциклов, что стремительно приближалось со стороны Борков.

– Во – о – от оно что, – взволнованно произнёс Бокач. – Это подкрепление фрицам. Быстро же они, сволочи. Что делать будем, командир?

Сразу Кольцов ничего не ответил. Ещё с мгновение сидел на корточках, прижавшись к сосне, молчал. А что было говорить? Минут пять, и немцы будут здесь. Сколько их? Неведомо, но уж в любом случае больше, чем партизан, чем горсточка разведчиков. Хорошо, если они не станут преследовать, ограничатся, смирятся с потерей одной лошади с грузом. А если увяжутся, решатся на погоню, преследование, тогда что?