Валерий Вахромеев - Выжить и вернуться. Одиссея советского военнопленного. 1941-1945

Тяжело переступая со ступеньки на ступеньку, задыхаясь от истощения, поднялись по лестнице. Вот и добрались. На площадке четвертого этажа две массивные железные двери: одна справа, другая слева от лестницы. Нас ведут налево. Прошли тамбур. При входе у нас забрали все наши вещи и положили их в каптерку. Она располагалась сразу же после тамбура, слева от двери. В ней же была устроена хлеборезка. Напротив нее, справа от входной двери располагалась охрана. Выше нас был только чердак.

Наша казарма представляла собой довольно просторное и длинное помещение. По обе стороны были расположены высокие окна, округлые сверху. Окна были забраны толстыми решетками. Пол и потолок были дощатыми. В дальнем конце находились умывальники и туалет, поэтому немецкая охрана ходила туда через нашу казарму. Вдоль левой стены стояли двухэтажные нары, на них лежали бумажные мешки-матрацы, набитые бумажными отходами. Между оконными проемами, у стены стояла чугунная печка.

В первые дни пребывания на заводе мы работали по уборке территории вокруг нашего здания. Кроме солдат для нашей охраны, нам выделяли пожилого полицая. Он следил за нашей работой и время от времени подгонял нас. Как сейчас помню, стоит он с палкой в руке, глаза полузакрыты, и бормочет: «Los! Los! Los!» («Давай! Давай! Давай!»)

Как-то на территории мы разбирали кучу мусора. В ней попадались пищевые отходы: корки хлеба, картофелины, кости с остатками мяса. Мы постоянно недоедали, и для нас эта куча была просто находкой. Все это мы рассовывали по карманам. Сначала полицай не интересовался нашими занятиями, но, увидев, что мы собираем, он закричал и разогнал нас палкой.

Убирая территорию, мы сортировали камни и кирпичи отдельно и складывали к забору. Скоро там образовалась довольно высокая куча, метра примерно полтора. Я приметил ее и сообразил, что для побега она очень кстати. Скоро мы закончили уборку вокруг здания, и нас перевели на другую работу.

Привели нас в просторный цех, где стояли полуавтоматические станки. На них изготавливались болты и гайки для ремонта железнодорожных вагонов. Под присмотром мастера мы обслуживали эти станки. Нужно было постоянно вставлять заготовки в патрон станка. Чуть зазеваешься — сразу острой стружкой срежет кожу с рук. Постоянно льющаяся эмульсия разъедала израненные руки. Появились долго не заживающие язвы.

Постепенно, работая на станках, мы приноровились незаметно делать брак. Обычно мастер в начале смены регулировал станки. Он проверял калибром соответствие стандарту резьбы на болтах и гайках. Пробовал, как свободно вкручивается болт в гайку. Стоило ему отойти от нас, как мы сбивали настройку, и после этого болты никакой силой нельзя было ввернуть в гайки. Перед появлением мастера старались привести станки в нормальное положение, более-менее вернуть первоначальную настройку к концу смены. У мастера не было указательного пальца на правой руке, поэтому ему дали прозвище Беспалый.

Работаем мы как-то, успешно выполняем «задание по браку». Я вынимаю из патрона готовые болты и бросаю в железную коробку справа от станка. В дальнем конце цеха появилась сутулая фигура мастера. Делаю явный брак, но времени для настройки станка у меня уже нет, да и нечем измерить резьбу. Беспалый подходит к первому станку, берет болт и гайку, пытается соединить. Бесполезно. Идет к другому станку. Берет вторую пару — результат тот же. Взбешенный мастер подходит к третьему — везде одна и та же картина. На мое несчастье, мой станок стоит последним в линии. Дошла очередь и до меня. Проверив качество моей продукции, громко бранясь, Беспалый в ярости бросает в меня болты и гайки. Увертываясь от града металла, я спрятался за колонну. Стараюсь прикрыть руками голову, лицо. Мои товарищи, оставив работу, наблюдают, чем все кончится. Все же не увернулся, удар болта рассек тыльную сторону кисти, хлынула кровь. До сих пор я храню немецкий «знак качества» — шрам на руке. Получил я наказание за брак — три дня без еды.

После этого случая меня перевели в чернорабочие, стал я убирать стружку от станков. Все три дня ребята подкармливали меня кто чем мог из своих скудных пайков. Спасибо им! Винторезные станки приводила в движение трансмиссия, от которой шла ременная передача к каждому станку. Здесь мы тоже приноровились портить оборудование. Договорившись с товарищами, мы одновременно включали сцепление всех станков. Не выдержав большой нагрузки, приводной ремень рвался. Пока придет мастер, найдет шорника и тот починит ремень, мы отдыхали, работа стояла. Но вскоре немцы догадались о нашей хитрости. Нам пригрозили строгим наказанием, и ремень стал реже рваться.

Меня не оставляла мысль о побеге. Стал я потихоньку готовиться. В цехе нашел и принес в казарму комбинезоны и кепку. Из обломка ножовочного полотна сделал нож. Стал копить сухари. Конечно, бежать одному не имело смысла. Просто не мог один человек, обессиленный голодом и тяжелым трудом, пройти такой огромный путь по вражеской земле. Также требовалась тщательная подготовка и план побега. Все это нельзя было проделать незаметно от других заключенных. Поэтому я приглядывался и выбирал, с кем можно решиться на побег. Подручный кузнеца был крепкого телосложения, не болел и не был истощен. Но не всегда в здоровом теле бывает здоровый дух. Он отказался бежать вместе со мной.

Как-то перед обедом ко мне подошли двое: Василий Шендаров и Николай Тимошинов. Слово за слово, они спросили меня: «Ты, говорят, бежать собирался?» — «Да, — говорю, — но напарник сдрейфил в день побега и отказался». — «А с нами побежишь?» — спрашивают. Я с радостью согласился. Они показали припрятанные в казарме компас и карту Европы. Я, в свою очередь, показал им свои припасы. Особенно они обрадовались комбинезонам, ведь в наших полосатых куртках со знаками SU далеко не уйдешь.

Эти двое, Василий (которого мы между собой называли Васса) и Николай, ничем не выделялись из массы заключенных. Лидером среди них, несомненно, был Василий. Он обладал сильным характером и был более образованным. В лагерях обычно люди много о себе старались не говорить, настороженно относились к излишне любопытным. Поэтому я мог судить об этих ребятах только по личным наблюдениям. Так вот, Васса был человеком ниже среднего роста, светло-русым, подвижным, в некоторых случаях даже нахальным. По возрасту из нас он был старшим. В мирное время он был секретарем партийной организации в колхозе на Смоленщине. Особой эрудицией он не отличался, но имел, что называется, мужицкую хватку, то есть смекалку. До прибытия в Дармштадт Василий работал в лагере поваром, а Николай был там же подсобным рабочим. Работа на кухне всегда давала возможность сытно жить, и поэтому в наш лагерь они прибыли в хорошей физической форме. Они подружились еще в предыдущем лагере и давно задумали бежать. Между ними и мной не было дружбы, и я им был нужен только как спутник в пути.