Владимир Орленко - Операция без выстрела

— Как настроение у ваших знакомых? Может, приметили кое-какие изменения?

— Да, изменения есть… — Микола на минуту задумался. — В пути, когда эшелон минул Варшаву, начальство стало уточнять данные о раненых. И, представляете, Горлорез назвал свое настоящее имя! Сослался на то, что его, мол, не так оформили под Берлином. Теперь он Мартын Голинец. Дал домашний адрес, сведения о родителях.

— Для дела это имеет значение, — отметил чекист. — А каково настроение у Сокиры?

— В подполье он не рвется, однако на связь с УПА пойдет, хотя бы для того, чтобы дойти до всего собственным умом и тогда уже сделать выбор.

На окраине города машина свернула в переулок, вымощенный каменными плитами. Остановились метров через двадцать, вышли. Кротенко отворил калитку, пропустил Мамчура во двор и показал на островерхий двухэтажный домик, который выглядывал из зелени яблоневого сада.

— Ну как, нравится? Тут отдохнете, наберетесь сил. Ничто так не укрепляет, как свежий воздух и хорошее настроение!

Они поднялись на второй этаж и застали там невысокого щуплого человека лет пятидесяти с сединой на висках.

— Знакомьтесь, это Микола, — представил Кротенко Мамчура. — А это Кость Семенович, хозяин усадьбы. Он даст вам, Микола, штатскую одежду, чистое белье, покажет, где библиотека, столовая, ванная. Словом, за всем, что вам нужно, обращайтесь к нему и никуда не отлучайтесь. Приведите себя в порядок, отоспитесь. Я приеду завтра, и, наверное, не один. Разговор будет долгим.

Петро Федорович энергично потряс руку Миколы и зашагал к выходу.

Хозяин оказался человеком остроумным и веселым. Рассказал, что даже на фронте, когда ходил в разведку или за «языком», не мог удержаться от шуточек. Он принес Мамчуру все, что нужно, и спустился вниз, на кухню.

Умывшись, побрившись и переодевшись, Микола почувствовал себя наконец в форме. Он удобно устроился в мягком кресле, закрыл глаза. И сразу вокруг все загудело, загремело, задребезжало, в темноту метнулась железнодорожная колея, почудились знакомые голоса. А потом, когда взошло солнце, эшелон остановился. «Варшава», — громко объявил кто-то сзади. Ему возразил голос Сокиры: «Нет и не будет Варшавы — одни камни остались. Столицей сделают другой город. Может, Краков?»

«Наши города тоже разрушены, но люди оттуда не уйдут, — вслух рассуждал Мамчур. — Расчистят изуродованные кварталы, вместо старых построят новые». — «Не успеют, — пробираясь по вагону и прихрамывая, бормотал Сокира. Где-то на руинах боевик споткнулся, повредил колено. — В сорок четвертом нам говорили: если Германия проиграет войну, ее продолжат американцы и англичане». — «Нет, не посмеют. В мире многое переменилось. Это, наверное, понимают за границей и там, в подполье. А может, подполья уже нет?» — «Посмотрим. Установим связь, разберемся в обстановке…»

Вдоль железнодорожного полотна замелькал лес. Вокруг тишина, и только колеса выстукивают на стыках рельсов…

Микола открыл глаза, огляделся. Окна комнаты были закрыты шторами. Видно, наступил вечер, Стол мягко освещался лампой. В кресле напротив с книгой на коленях сидел Кость Семенович.

— Простите, не заметил, как задремал, — смущенно сказал Мамчур. — На фронте я был покрепче.

— Не стоит извиняться, голубчик, — оторвался от чтения хозяин. — Поздняя пора. Перекусите на кухне и ложитесь спать. Моя комната рядом с вашей. Распорядок у меня как в армии: подъем в семь утра.

Мамчур проснулся от натужного стона, который донесся то ли со двора, то ли из коридорчика. Прислушался, потом осторожно отворил дверь. Сомнений не было: этот натужный звук, смешиваясь с лязганьем, исходил из соседней комнаты. Творилось там что-то подозрительное, будто кого-то лупцевали. Микола встревожился. Минуту поколебавшись, рванул на себя дверь. Спиной к нему с эспандером в руках стоял Кость Семенович. Мелко вибрируя, позвякивали натянутые пружины.

— Доброго здоровья! — провозгласил хозяин, даже не оглянувшись. — Как спалось, дружище? — И только полуобернувшись и заметив растерянное лицо постояльца, улыбнулся: — Видно, плохой сон приснился на новом месте?

— Чтоб вас бог любил! — с облегчением вырвалось у Миколы. — Разве можно так пугать с утра пораньше?! — Он сладко потянулся и добавил, зевая: — Роскошно живете, милый хозяин.

И вправду, спортивный инвентарь был хоть куда: гири, гантели, небольшая разборная штанга на резиновом помосте. Мамчур подошел ближе к раскрытой балконной двери, набрал в легкие свежего воздуха и схватился за гирю. Когда она, оторвавшись от пола, взлетела в воздух, перевернулась несколько раз и снова оказалась в крепкой Миколиной руке, Кость Семенович только причмокнул:

— Похвально, голубчик. Сразу видно спортсмена.

— Что вы! — махнул рукой Мамчур. — Спортом никогда не занимался. Это все, чему я успел научиться в запасном полку.

— Ничего, наверстаете, — уверил Кость Семенович. — Физические данные у вас хорошие. Начнем занятия с сегодняшнего дня. Это тоже входит в наш распорядок. Но смотрите, чтоб не переборщить. Тут надо постепенно, с умом…

Окончательно проснувшись, Микола завозился у снарядов. Зарядка длилась, может быть, с полчаса. Потом вдвоем они убрали комнаты, до блеска натерли пол в коридоре. Чувствуя приятную усталость, Мамчур вымылся, побрился, надел приготовленную одежду. В белоснежной, тщательно отглаженной рубашке и сером пиджаке с широкими лацканами он выглядел львовским франтом предвоенных времен, отметил не без юмора Кость Семенович во время завтрака.

Часы показывали девятый, когда зазвенел звонок.

Мамчур открыл дверь. У крыльца стоял мужчина в штатском. Сзади — Петро Федорович. Микола посторонился, пропуская гостей и отвечая на приветствия, поднялся следом за ними на второй этаж. Расположились в библиотеке.

Коллега Петра Федоровича был старше него годами, да, видно, и по званию. Хмурый взгляд из-под черных лохматых бровей смягчала разве что голубизна глаз, подходящих скорей мечтателю, чем чекисту. Бритое лицо рядом с загорелым лицом Кротенко казалось бледным. Соединение внешней суровости и мягкости поведения настораживало Мамчура. Он пытался наперед угадать, кто из двух посетителей будет определять суть нынешнего разговора.

Петро Федорович раскрыл папку. Его коллега вынул оттуда несколько газет, полистал их и перевел взгляд на Мамчура:

— Как вы расцениваете наши с вами отношения? — спросил, глядя прямо в глаза.

— Об этом я не думал, — ответил Мамчур. — Такая беседа состоялась под Берлином, в отделе контрразведки, и я считал… — Он смутился, опустил голову. — Там поверили в мою искренность…

— Вы не так меня поняли. Я имел в виду другое: почему вы согласились на предложение полковника Тарасюка помогать нам? Давайте внесем ясность. Вы не в безвыходном положении. Высшие партийные и государственные органы республики гарантируют абсолютное прощение Родины тем участникам ОУН, которые порвали с националистами и стали жить, как все люди. Такая гарантия относится и к вам. Наши поручения будут очень ответственны и опасны. Поэтому, прежде чем соглашаться, все взвесьте и уже тогда делайте выбор. Поймите, никто вас не заставляет, рискуя жизнью, помогать органам государственной безопасности. После демобилизации из армии можете устраиваться на работу или будете продолжать прерванное войной учение.