П. Полян - Обреченные погибнуть. Судьба советских военнопленных-евреев во Второй мировой войне: Воспоминания и документы

Наконец мы опомнились и стали соображать, что это ведь наши полковые пушки стреляют; те, которые стоят рядом с нами. Мы смело высовываемся из окопов, смотрим в темную даль. «И дадут же они им жару», – говорит кто-то рядом. Теперь нам уже совсем не страшно, а скорее весело. Страшный, продолжающийся грохот кажется нам теперь чудной симфонией.

Это была первая ночная сильная канонада, которую мне пришлось услышать. Впоследствии мне их пришлось слышать и видеть множество. Но навсегда останется в памяти эта первая ночная страшная и красивая канонада.

Ко всему привыкают.

Первые жертвы

10.07

Мы долго стоим на одном месте без каких-либо перемен. Где-то далеко на востоке бушует война, продолжается страшная бойня, идут танковые сражения. Каждый час, каждую минуту бесследно гибнут тысячи молодых жизней. Об этом страшно думать, но факты говорят сами за себя. Мы же здесь войны еще не ощущаем. Живем почти нормальной жизнью: купаемся, загораем и немного занимаемся. Командиры наши развлекаются. В общем, как говорится в пословице: «Кому война, а кому мать родна».

Только газетные сводки напоминают нам о тех ужасах, что творятся на белом свете. Каждый сданный город вызывает горечь, обиду и недоумение.

Мы, конечно, понимаем, что спокойствие наше иллюзорное, временное. Мы понимаем, что находимся в преддверии страшных событий.

И вот вестники войны добрались и до нас.

На наблюдательном пункте вражеский снаряд изуродовал старшего лейтенанта П. и двух бойцов. Это были первые жертвы. Останки их тел, которые удалось собрать, лежали в гробах на машине, убранной зеленью. Молча подходили мы к машине, обнажали головы и подолгу стояли и смотрели на то, что делает война. Мы отчетливо понимали, что это только начало тех ужасов, с которыми каждому из нас придется столкнуться. Эти первые жертвы напомнили нам, что очень скоро мы окунемся в эту страшную действительность и, быть может, многих из нас ждет такая же участь.

Ночь в карауле

15.07

Спокойствие наше продолжалось недолго. Вскоре нас начали тревожить финны. То тут, то там завязывались кровавые стычки. Мы отходим и очень часто меняем позиции. Идут слухи, что финны прорвали нашу оборону и начинают нас окружать. Настроение паршивое. На востоке падает город за городом. Враг подошел к Ленинграду, то есть нам отступать некуда. Тем не менее, многих это совсем не удручает (по крайней мере внешне). По-прежнему смеются, шутят, балагурят. На меня же (пессимиста по натуре) эта обстановка действует удручающе. Из дому никаких вестей не имею. Знаю, что родной Гомель накануне падения. Сильно переживаю. Мы отходим все дальше и дальше. Но куда отходить?

Ночью стоял в карауле. Ночь темная – глаз выколи. Кругом пылают пожарища. Небо, красное, как кровь, то и дело озаряется заревом артобстрела. Слышна артиллерийская канонада и ружейная перестрелка. Во время вспышек видна сплошная высокая темная масса. Это лес. Сильный ветер завывает и вместе с шелестом деревьев создает впечатление гула человеческих голосов. То приближается, то удаляется гул «у-а-а-а, у-а-а». Очень жутко. Временами кажется, что эта темная масса с криком движется прямо на нас. Хочется поднять тревогу, но понимаешь, что это нервы разыгрались. Надо взять себя в руки. Ночь эта страшна, непонятна и как-то необычна. Очень невеселые мысли лезут в голову. Скорей бы рассвет.

Окружение

20.07

У нас часто и много говорят об окружении. Окружение – это нечто немыслимо-страшное, из чего надо вырываться. Это чревато опасностью – попасть в плен, что намного хуже, чем ранение или смерть. Из рассказов и листовок мы были наслышаны о том, как немцы (а значит и финны) поступают с пленными и особенно с пленными евреями. Это совсем не укладывается в уме. Между тем упорно ходят слухи, что мы уже окружены. Это выражается в том, что мы все чаще и чаще меняем позиции. Мы все ближе и ближе отходим к Ленинграду, но по слухам, Ленинград уже окружен. Из листовок, которые нам попадаются, мы узнаем о страшном разгроме войск под Ленинградом. Мы этому, конечно, не верим, и все же это очень действует на меня. Порою даже теряешь надежду на благоприятный исход.

И вот, наконец, нам официально объявили, что мы полностью окружены, что нам придется прорываться сквозь цепь противника. Конечно, ни у кого не было сомнения, что мы разорвем цепь и прорвемся к своим. И все же, где-то в глубине червячок подтачивал сознание, напоминая о том, что начинается весьма опасный этап нашей жизни, чреватый очень опасными и невероятными последствиями.

А пока уменьшили дневную норму питания. Это и есть первый признак окружения. По всем дорогам движутся (пока еще в полном порядке) отходящие части наших войск.

Вскоре из невидимых позиций начался обстрел наших обозов. Слышны стоны и крики раненых, рокот моторов, ржание лошадей. Начинается то, что называется окружением.

Пробиваемся

25.07

Пока отходим в некотором относительном порядке. Финны сильно препятствуют отходу. Они обстреливают нас, кажется, со всех сторон, а сами где-то в лесах остаются неуловимыми. На деревьях сидят снайперы (кукушки – так мы их называли) и расстреливают наших командиров. На несколько дней мы задержались в лесу, чтобы привести себя в порядок. Двигаться дальше по дороге стало немыслимо. Мой друг Неймарк сообщил мне по секрету, что дела наши очень плохи. Немцы взяли Гатчину и уже на окраинах Ленинграда. Настроение жуткое. Непонятно, куда мы идем? Ведь Ленинград уже от нас отрезан. Кто же нам поможет?

Мы опять пытаемся двигаться вперед (то есть назад), но обстрел настолько силен, что нельзя носа высунуть. Мы отвечаем артиллерией, но снаряды на исходе.

Кругом сплошной кошмар. То здесь, то там, в самой людской гуще со свистом и пронзительным визгом падают и рвутся мины. Дикие крики людей. Части человеческих тел взлетают в воздух, как щепки от дерева, обдавая ближних струями горячей крови. Люди в ужасе мечутся с одного места на другое, думая, что там спасение, и зачастую находят там верную смерть.

Начинается паника и суматоха.

Спасайся, кто как может

25.07

Под грохот рвущихся мин и артканонады командир полка и комиссар собрали всех бойцов и командиров. Командир полка с дрожью в голосе объявил, что пробиться с пушками и машинами нет никакой возможности. Всегда веселый и бодрый командир сейчас казался совсем маленьким, ничтожным человечком. На глазах его слезы. Он говорит, что решил взорвать все пушки и машины, чтоб не достались врагу. Пробиваться будем лесом с винтовками и автоматами. Другого выхода нет. Все опустили головы и стояли в глубоком молчании. На минуту все позабыли о страхе, о смерти, которая неустанно преследует нас. «Взорвать пушки!» – это не укладывается в уме. Наша краса и гордость, наша слава, наше спасение… Все понимают, что дела, значит, совсем плохи. Визг мины приводит всех в движение. Наскоро составляются боевые отделения. Я назначен командовать одним из отделений. Первые отделения начинают по одному выступать. Мое среди них. Не успели мы сделать несколько шагов, как по нам открыли ураганный огонь. Пули так и свистят над головами. То здесь, то там слышны крики ужаса. Это предсмертные крики товарищей. Многие тут же падают замертво. Мы залегли в канаве и потом, по одному, опять поползли в лес.