П. Полян - Обреченные погибнуть. Судьба советских военнопленных-евреев во Второй мировой войне: Воспоминания и документы

На следующий день мы смогли в этом убедиться, побывав на месте трагедии. Один из кварталов был полностью снесен. Кто-то из ребят увидел несколько оторванных досок под самой крышей и нашего барака. Мы поняли, что наш барак уцелел потому, что находился в ложбине, и воздушная волна прошла над ним, а значит, и над нами. На утро после бомбежки из города хлынул поток беженцев. Немецкая пресса сообщила, что в эту ночь погибло 104 тысячи человек.

На следующий день после бомбежки весь лагерь погнали на разборку завалов. Перед нами предстала страшная картина. Мы с трудом пробирались по этим завалам. Железнодорожные пути были искорежены, а рельсы, как изогнутые спирали, торчали вверх на высоту 10–15 метров. Всего лишь более года назад, когда нас везли в лагерь через Дрезден, я любовался его красотой, красотой деяний рук человеческих. А теперь, глядя на эти развалины, на несчастных немцев, бредущих по дорогам, уходящих подальше от этих развалин, где они потеряли жилье, а может быть, и близких им людей, я думал о том, что вот и они, то есть немцы, сами почувствовали то горе, которому они подвергли миллионы людей во всем мире.

Освобождение

Каждый день чувствовалось приближение фронта. И вот 15 апреля началась эвакуация нашего лагеря. Мы со своим небольшим скарбом в сопровождении наших надзирателей двинулись в путь. Нас повели через город Дрезден почему-то на восток, навстречу наступающим советским войскам в сторону польской границы. В одной из деревень недалеко от города Пирна нас поместили в хозяйских постройках одного бауэра.

Мы тут же начали хозяйничать. Вскрыли кагат с картошкой и начали заниматься самообслуживанием. Наши надзиратели ку-да-то сбежали, и мы остались без надзора. Фронт все ближе продвигался к местам нашего обитания. Мы решили здесь дождаться прихода нашей армии. Что и произошло через несколько дней. Мы услышали, что артиллерийская стрельба из дальнобойных орудий ведется через нашу деревню. Мы (в количестве восьми человек) облюбовали пустующий дом и там притаились. Это было вечером 7 мая.

На следующий день рано утром мы увидели, что в село заехало несколько советских самоходок. Для нас стало ясно, что пришла долгожданная свобода. Я подошел к одному капитану и сказал ему, что я военнопленный артиллерист и прошу меня взять в свою часть. Он мне ответил, что им люди не нужны. Этот ответ меня удивил, так как я думал, что освобождаемых пленных они будут с радостью брать для пополнения. Войска двинулись вперед, но часть из них осталась в деревне.

А во второй половине дня мы услышали бешеную стрельбу со всех видов стрелкового оружия. Мы подумали, что в деревне начался бой, но, выглянув из дома, мы увидели, что все солдаты стреляют вверх, обнимают друг друга, целуются и кричат, что войне конец. В этот день был подписан акт о безоговорочной капитуляции Германии. Меня охватила неописуемая радость.

После почти трехлетнего пребывания в фашистской неволе, а точнее, через 1041 день и ночь я оказался на свободе. Я не знал, как выразить эту радость. Умом я понимал, что в моей жизни произошло что-то очень важное, появилась возможность найти своих родителей, о которых почти три года ничего не знал, да и они наверняка считали меня погибшим. А мама, наверное, думала, что у меня сложилась судьба так же, как и у ее родного брата Самуила, который погиб в 1918 г. тоже в боях с немцами.

…Мне казалось, что я не хожу по земле, а летаю. Кто не испытал в своей жизни тяжелой неволи, тому трудно будет понять человека, который не только долго был в этой неволе, но также ежеминутно находился в невероятном психологическом напряжении от того, что был не такой, как все, кто его окружал, и от того, что постоянно должен был всех бояться. Даже сейчас, почти через 60 лет, записывая эти строки, я почувствовал сильнейшее волнение от этих воспоминаний, да так, что вынужден был сделать перерыв, чтобы немного успокоиться.

День 8 мая 1945 г. стал, по существу, днем моего второго рождения.

На следующий день войск в деревне прибавилось. Появились части, которые занимались вопросами работы тыла. Обратившись к ним, мы получили точные координаты, куда должны были обратиться далее. Нам следовало отправиться в город Бунцлау (теперь это город Болеславец на территории Польши), где находился полевой военкомат.

Нас было 6 человек призывного возраста, и перед тем, как туда отправиться, мы пошли по немецким домам и обзавелись велосипедами. Не идти же нам более 100 км пешком. Через несколько дней, а точнее, 13 мая, проехав города Пирна и Герлиц, мы прибыли в город Бунцлау и явились в военкомат, где уже собралось более 20 человек с разных мест Германии. Один из офицеров построил нас в одну шеренгу и, подходя к каждому по очереди, собрал и записал сведения о каждом из нас, кто есть кто.

Впервые за три года я произнес вслух свою настоящую фамилию. Имя я решил оставить то, которое сам себе присвоил во время пленения. Оно происходит от слова «Виктория», что означает «победа». Я должен был победить в этой борьбе за жизнь, и я победил. С первой минуты стало символом моей победы над силами зла, которые окружали меня все время и со всех сторон. Как же я мог от него отказаться?

Решил – будь что будет. Хуже того, что я видел за прошедшие три года, не будет.

При опросе в шеренге я сообщил о себе, что был офицером, попал в плен на юго-западном направлении в 1942 г. Через некоторое время после окончания опроса этот офицер вызвал меня по фамилии, вручил список опрошенных и сказал, чтобы я в соответствии с этим списком вызывал всех опрошенных по очереди на комиссию.

Меня несколько удивило проявленное ко мне доверие. Я принял поручение к исполнению. Невольно подумал, что меня решили вызвать последним, когда все уже пройдут комиссию, чтобы подробнее заняться мною. Комиссия закончила работу, а меня так и не вызвали, и я остался в полном неведении, что же будет дальше.

Через некоторое время вышел офицер и, вызывая каждого по фамилии, вручал красноармейскую книжку (эта книжка до сих пор хранится у меня). 15 мая 1945 г. меня направили в запасной 189-й стрелковый полк, а 20 мая мы пополнили 1108-й стрелковый полк 331-й стрелковой дивизии 31-й армии.

Меня направили в минометную роту. Командир роты, капитан (фамилию его не помню, но помню, что она была украинской), очень хорошо ко мне отнесся, и после моего короткого рассказа о себе он понял меня и оставил при себе. Он освободил меня от строевых занятий, нарядов и других работ. Я был у него как начальник штаба. Все распоряжения, команды, необходимые документы по его команде готовил я. Он проявил ко мне человечность, дав время набраться сил.