Евгений Рябчиков - Поединок на границе

Закончив обыск, Карацупа мрачно уставился на мертвеца. Нужно продолжать погоню, но нельзя было оставлять без охраны труп парашютиста.

— Заберем вещи, а тело… бог с ним!.. — предложил Ерофей. — Не тащить же…

Измученные бойцы одобрительно переглянулись. Карацупа поймал их взгляд и помрачнел: долго ли они продержатся во время погони? Устали, голодны, ноги сбиты, лица в крови…

Глухо трещал костер. Ветер свистел в вершинах деревьев. Ерофей молча посматривал на Карацупу. Что делать?..

— Товарищ Ерофей, — решительно обратился Карацупа к таежнику, — спасибо за службу, за помощь. И вот приказ: идите с бойцами, отнесите тело и документы на заимку. Я пойду за вторым.

— Никак нет! — отозвался Ерофей. — Одному не можно.

— Отставить! — строго сказал Карацупа. Задача такая: отнести тело к реке, вызвать катер и отправить на нем убитого в штаб. А вам с бойцами взять под наблюдение реку и выйти мне навстречу от реки: нужно отрезать путь «Большому» — так назвал Карацупа второго нарушителя.

Ерофей молчал.

— Тело в воде мочите, чтобы не испортился, берегите его: важное доказательство, — деловито посоветовал Карацупа. — Действуйте!

Оставшись один с Индусом, Карацупа лишь теперь почувствовал, как он устал: ему трудно было передвигать ноги, хотелось забыться, упасть в траву и уснуть. Но он прибавил шагу. И тотчас заметил: что-то полосатое мелькнула в чаще. Тигр?

Карацупа шагнул в кусты, держа наготове маузер. Еще шаг… Вот он… В глазах следопыта зарябило. Но что это?.. На поваленном дереве, словно тигровая шкура, лежал полосатый желтый мох. Поплыли перед глазами пестрые круги, тело обмякло, сжалось сердце.

«Спокойно! — приказал себе Карацупа. — Нервочки!.. Распустился…»

След от диверсанта «остыл»: прошел он по тайге часов восемь назад, и запах его ног исчез. Впрочем, тропу нарушителя найти было теперь совсем несложно по вмятинам от ног, сломанным веткам, взъерошенной хвое. Нужно было наверстать упущенные восемь часов, нагнать врага, не дать ему первым выйти к реке. Но где взять силы не только тащить отяжелевшие, точно свинцом налитые ноги по болотам, по колючей хвое, но еще и бежать?

Нужно было вступить в борьбу с самим собой — со своей усталостью, с голодом, с одуряющим желанием спать. Порой Карацупе казалось, что тело становится чужим. Чем дальше он шел, тем труднее было приказывать ногам двигаться, руке тянуть поводок, голове держаться прямо, глазам всматриваться в тайгу. Нечеловеческими усилиями приходилось подгонять себя. Еще на заставе, во время походов и погони, Карацупа обнаружил удивительную способность слова «вперед» поднимать обессилевшего человека и вести его по тропам.

«Вперед! Вперед!» — приказывал себе Карацупа. Он даже щипал себя, кусал распухшие губы и старался думать не о своих болях, не о голоде, а о муках овчарки.

Грязный, худой, с отвисшим хвостом и опавшими ушами, Индус еле тащился, садился и жалобно смотрел на пограничника. Взгляд овчарки заставлял Карацупу подхватывать ее на руки и переносить через ручьи и трясины. Прижимаясь, словно ребенок, к шее Карацупы, Индус жарко дышал ему в лицо, обнюхивал заострившиеся сухие скулы, слизывал с колючих щек следопыта темные пятна мошкары.

Желудок напоминал о пище, спекшиеся губы — о воде, глаза требовали покоя, онемевшие ноги отказывались двигаться, ступни и пятки ощущали каждый шов в развалившихся от ходьбы сапогах. Карацупа сел на вывороченное с корнем дерево, скинул разбитые сапоги. Приятно было почувствовать голыми ступнями влажную прохладу трясины.

«Вперед!» — приказал себе повеселевший Карацупа.

Качавшаяся под ногами тряская почва сменилась ядовито-ржавой землей родников. От нее заныли суставы и по телу пробежала дрожь. Через сотню шагов стало и того хуже: началась резавшая ступни каменистая почва, появился колючий кустарник. Снова приходилось брать на руки измученного Индуса и переносить его через колючки и полосы ржавой, источавшей холод земли. И все же нужно было идти, нагонять коварного врага, выигрывать дорогие минуты, часы…

Парашютист шел споро, следы выдавали в нем опытного тренированного ходока. Он мог пройти до реки довольно быстро. «Большой» щадил свои силы, раскладывал их с точностью, спортивного тренера. Он не упускал случая то смочить голову у ручья, то запастись ягодами, то убить птицу и зажарить ее на костре. Он отдыхал, курил, готовил пищу. Отнять у него выигрыш во времени в восемь часов можно было только за счет сокращения своих стоянок, отказа от охоты, от сна, даже от еды. Там, где «Большой» подставлял свое лицо под струи ручья, где он спал, Карацупа должен был сделать на бегу глоток воды, смочить потное окровавленное лицо и бежать дальше.

На очередном привале, где отдыхал парашютист, Карацупа осмотрел выбитую ногами траву, переворошил прутиком потухший костер, осмотрел кости обгорелой птицы, поднял с земли сигарету, нашел клочок бумажки и сломанную спичку. Все, что нашел, разложил на ладони, встряхнул и убрал в вещевой мешок.

— Это, Индус, вещественные доказательства, — сказал он овчарке. — «Большой» спал здесь больше часа, разводил костер и ел птицу. А мы пойдем с тобой, дружище. Пойдем дальше и выиграем этот час. Понимаешь, Индус?

Прошел еще один день. Перед заходом солнца потянуло сыростью, заалели кроны деревьев и тонко запели комары. Ночь, на этот раз особенно темная, пришла, как всегда в тайге, внезапно — над головой словно захлопнулся тяжелый люк. Стало темно, Карацупа ждал этой тревожной для него минуты, обдумывал: как же он сможет идти в непроницаемой тьме? По тропе? Но она не видна во тьме. По звездам? Они скрыты деревьями. Следовало бы устроиться на ночлег. Ну, а если заснешь, то, может, потеряешь не только время, но и голову…

Замшелые толстые стволы деревьев, бесформенные сухие завалы буреломов, оплетенные лианами и диким виноградом кедры заслонили от глаз тускло светившееся над головой звездное небо. Вся надежда оставалась на Индуса: только он мог видеть ночью.

— Выручай, Индус! Веди! — шептал следопыт любимцу.

Индус сердито фыркал и устало тянул поводок. Он спотыкался, шарахался в стороны, иногда кидался к ногам Карацупы, ища у него защиты от неведомых ночных врагов. Во тьме вспыхивали зеленые огоньки, какие-то птицы пролетали над головой. Что-то шуршало под ногами. Кто-то глядел из тьмы светящимися немигающими глазами.

Отгоняя думы о призраках, Карацупа подсчитывал выигранные минуты и сделанные шаги. А фосфоресцирующие стрелки часов двигались значительно медленнее, чем того хотел пограничник: десять… двадцать… тридцать минут… Сколько мучений, а выиграно меньше часа!

Индус ковылял по кочкам, перебирался через завалы, жалобно скулил, слушая вой шакалов. Но он шел и вел за собой Карацупу. Заметив в тайге просвет, чуть освещенный тусклыми звездами, Карацупа взял на руки Индуса и понес его, давая овчарке отдых.