Сергей Шахов - Атакует «Щука»

Вахту у штурвала вертикального руля почти беспрерывно нес краснофлотец Марченко. Выбор на него пал не случайно. Дело в том, что на малом ходу, да еще в штормовую погоду, корабль плохо слушается руля. Его все время отклоняет от курса, и путь его выглядит не прямой, а довольно-таки извилистой линией. В результате как бы увеличивается расстояние и больше расходуется топлива. А для «четыреста второй» не было ничего важнее, чем экономия топлива. И уйти надо было как можно дальше от того места, где она потеряла ход. Тут-то и потребовался самый искусный рулевой, который мог бы в этих трудных условиях провести корабль как по ниточке. Таким и был краснофлотец Иван Марченко, лучший рулевой-вертикальщик на «Щ-402».

Марченко пришел на лодку вестовым. Он прославился тем, что носил на одной руке по восемь тарелок, до краев наполненных горячим борщом или супом. А однажды, проходя по отсеку с подносом, оступился и упал в трюм. Но поднос удержал, в связи с чем слава его возросла еще больше.

И все-таки Марченко не хотел оставаться вестовым. Он все время настойчиво стремился стать рулевым. Ему охотно шли навстречу. Лучшие специалисты во внеурочное время учили Ивана искусству точно выдерживать курс корабля. И вскоре ученик ни в чем не стал уступать учителям. В конце концов командир удовлетворил просьбу вестового, лично принял у него экзамен и допустил к самостоятельной вахте. Отличный получился рулевой! Точнее его никто не держал лодку на курсе, о чем свидетельствовала беспристрастная лента курсографа. На его вахте перо чертило на ленте самую ровную линию.

В этом тяжелейшем походе Марченко проявил изумительное мастерство и огромное мужество. Он чувствовал рули лодки так, будто они были продолжением его рук и, предугадывая удар волны, заранее отводил руль, не давая кораблю отклониться от заданного курса. И так час за часом. Когда он уже совсем синел от холода, командир приказывал ему смениться и идти вниз отогреваться. Посидев немного в помещении, он опять выходил на мостик. Так нес он ходовую вахту, почти двое суток без сна.

Так же беззаветно и мужественно действовали во время этого перехода, впрочем, как и в период всего похода, все члены экипажа «Щ-402». Многие из них были уже названы выше при описании различных перипетий. Из числа особенно отличившихся необходимо назвать еще хотя бы несколько человек — старшину трюмной группы мичмана сверхсрочной службы Сергея Дмитриевича Кукушкина, трюмного старшего матроса Михаила Никитина, моториста Николая Лысенко, комендора заместителя секретаря комсомольской организации Павла Сосунова, торпедиста Александра Злоказова, рулевого Якова Вараксина, радиста Льва Розанова. Каждый из них был бесстрашным и находчивым, самоотверженно выполнял свой долг.

Краснофлотец Михаил Никитин (слева) и заместитель секретаря комсомольской организации старший матрос Павел Сосунов

На протяжении всего двухсуточного перехода от Нордкапа очень напряженная обстановка царила в центральном посту. Если большинство краснофлотцев и старшин уже уверовали в работу движителя, то командир был далек от такого оптимизма. Оснований для тревог и сомнений имелось у него больше чем достаточно.

Еще в самом начале перехода от Нордкапа Николай Гурьевич поручил Большакову рассчитать, хватит ли самодельного топлива, для того чтобы лодка смогла дойти до ближайшего района побережья, на котором находятся советские войска. Доклад был обнадеживающим.

Однако спустя некоторое время обнаружился просчет инженер-механика. Оказалось, что расход смеси значительно превосходит нормы расхода обычного топлива. И командир раньше всех понял: корабль не сможет добраться до заветного берега своим ходом. Последовало строжайшее указание усилить экономию топлива, идти самым экономичным ходом — на одном дизеле.

Но как ни экономили керосин, он кончился. Без керосина масло стало сгорать плохо, в работе дизеля начались перебои. Наконец и масла осталось совсем немного. Старший краснофлотец Горожанкин уже давно вскрыл лаз масляной цистерны и собирал остатки масла баночкой из-под консервов. Чтобы корабль дошел до еще более безопасного места, командир приказал взять часть масла, имевшегося в циркуляционной цистерне, а керосина — из заряженных торпед.

Дизель заглох около шести часов утра 13 марта. Заглох окончательно, потому что на лодке не осталось ничего, что можно бы было сжигать в нем. Подводная лодка опять легла в дрейф, а в отсеках воцарился полумрак.

Около полудня на какое-то мгновение появилось солнце, и штурман определил место корабля. Оказалось, что за время перехода лодке удалось удалиться от Нордкапа всего лишь на 100 миль.

А кругом бушующее холодное море. Но новый проблеск на спасение появился раньше, чем его ожидали подводники. Радостную весть принесло радио. Оказывается, радисты, о которых на время забыли на лодке из-за неисправности рации, упорно продолжали попытки связаться с базой. И это им удалось в новом районе дрейфования корабля. Из ответа, принятого Хромеевым, следовало, что первая радиограмма о бедственном положении «Щ-402» была принята в базе и Военный совет флота, сняв с боевых позиций две лодки, послал их на помощь нам в район Нордкапа. Беда была лишь в том, что лодка ушла из того места и наши спасатели не знали, где мы находимся в данное время.

С максимальной точностью штурман Леошко рассчитал координаты лодки. Они тотчас были переданы в базу. На этот раз надежно, с получением квитанции. Теперь можно было надеяться, что нас спасут. Но когда? А вдруг раньше наших лодок появится вражеский корабль?

Хотя опасность быть обнаруженными противником несколько уменьшилась, но она оставалась. Оставалось в силе и решение командира, поддержанное коммунистами и всем экипажем, — при всех обстоятельствах драться до конца, в плен не сдаваться.

Сигнальщики не спускали глаз с горизонта. Каждому хотелось первым обнаружить приближение своей подводной лодки. Люди верили в то, что их не бросят в беде, обязательно разыщут в холодных просторах Баренцева моря.

Тем временем состоялось заседание партийного бюро. Все заявления, поданные накануне, рассматривались серьезно и обстоятельно. Товарищей принимали в партию так, будто дело происходило не в час сурового испытания, а в самой обычной будничной обстановке. И не в полутемном, холодном, сыром отсеке, а в светлой комнате отдыха на далекой береговой базе.

После долгого и томительного ожидания помощи с мостика доложили:

— На горизонте появилась точка!

Командир пулей выскочил наверх. Напрягшись, всмотрелся в указанном направлении. Действительно, что-то там есть. Но что?