Николай Богданов - Тайна Юля-Ярви

Я проверила, закрыта ли выходная дверь, взяла автомат и улеглась поверх своей постели в одежде. Некоторое время лежала молча с закрытыми глазами, предаваясь тревожным мыслям. Я решила не спать.

Неожиданно созрело решение: немедленно идти на аэродром, у самолёта переждать метель и воспользоваться первым же прояснением, чтобы взлететь. Шереметьева мне не убедить, а действовать необходимо. Нужно немедленно взять под охрану ручьи, соединяющие Юля-ярви и Бюля-ярви. Наконец, как там мой самолёт? Тут я вспомнила о тени, метнувшейся между валунами. «Вдруг меня отсюда не выпустят?..» — мелькнула мысль.

Осторожно я натянула поверх гимнастёрки свитер из верблюжьей шерсти, на голову — шапочку с кистью, влезла в лыжные штаны Импи и вместо унтов — в её пьексы. Теперь я вполне могла сойти за неё в призрачной полутьме полярной ночи.

Очередное снежное облако пробежало. За окном стало светлей. Надо торопиться.

— Товарищ Шереметьев, — позвала я, — вы уже спите?

— Дремлю, — отозвался Володя.

— Закройте за мной дверь, — я должна сходить прогреть мотор самолёта.

— Да?.. Ну хорошо!

Шереметьев подошёл ко мне и шёпотом спросил:

— Вы всё еще фантазируете, товарищ младший лейтенант?

— Да.

— Прекрасно. Как видите, я уже вовлечён в эту сказку и придавил своим телом крышку сундука, полного разбойников. Теперь им не вырваться!

— Товарищ Шереметьев… Володя, вы постерегите этого старика, девушку, свою жизнь… Вот вам автомат… Не спите, пока я не вернусь. На войне всякое бывает. Кто этот дед? Кто эта Импи? Разве мы знаем? А если они сорвут важную боевую операцию?

— Хорошо… Но вы… Верочка, как же ты одна?

— Я быстро… Я ведь на лыжах… как на крыльях.

— Признаться, я сейчас не смог бы стронуть с места ни одной лыжи…

— Вам нужно остаться и не спускать глаз с этой жёлтоглазой девицы… Не выпускать её ни на минуту даже за дверь. На всякий случай. Край засорен диверсантами. Вы еще этого не испытали. А нам — местным старожилам — уже приходилось кое-что видеть. Так что лучше насторожиться…

— Ну, хорошо, хорошо…

Тут я представила себе, что Импи лежит и вслушивается в наш разговор. И тогда я сказала громким шёпотом:

— Понятно, товарищ Шереметьев! Есть… Отдыхайте. Я подрулю самолёт поближе к дому, и мы перелетим на Юля-ярви.

— Ясно, действуйте, — включаясь в мою игру, так же громким шёпотом ответил Шереметьев.

Я пожала руку Володи и вышла. И когда дверь за мной захлопнулась и звякнула заложенная щеколда, у меня вдруг защемило сердце… «А вдруг я его больше не увижу?..»

В сенях я отыскала лыжи Импи и завладела ими. И только сошла с крыльца и стала на лыжи, как вдруг услышала хриплый окрик:

— Импи!

Я сильно оттолкнулась палками. Вслед прозвучала какая-то вопросительная фраза по-фински.

Делая вид, что не слышу, я убыстряла бег, направляясь вниз, в долину ручья.

Когда лыжи скользнули с горы и ветерок повеял в лицо, до меня донёсся третий окрик. Кто-то пытался остановить меня. Но было уже поздно: я выскочила из ловушки на волю. Крутой спуск всё ускорял бег моих лыж. Ветер свистел в ушах, и за спиной словно вырастали крылья!

Лыжи несли меня не к нашему аэродрому, а к озеру Бюля-ярви, где прозябал оставленный нами самолёт. Главное — уйти от погони. А если самолёт цел — перелететь на Юля-ярви, доложить командованию о своих подозрениях, а потом — на выручку Шереметьева. Он продержится, у него автомат. И, если на то пошло, советский воин должен уметь постоять за свою жизнь.

Эти мысли отвлекли моё внимание, и я чуть-чуть не наскочила на валуны, торчавшие из-под снега.

Резкий разворот. Я оглянулась, и сердце захолонуло: следом за мной неслась белая тень…

Это, видимо, был тот, кто принял меня за Импи.

От всей души пожелав ему налететь на валуны, я обошла их и устремилась дальше. Передо мной возникали то корявые, искалеченные ветром карликовые сосны, то пни от погибших деревьев, то снова груда валунов. Каждую секунду вырастала новая опасность. Налететь даже на мелкий камешек — значило расщепить лыжи, и тогда всё кончено…

Это был сумасшедший слалом.

В конце спуска, когда лыжи пошли ровней и препятствий становилось всё меньше, я перевела дух и снова оглянулась. Моего преследователя не было видно. Может быть, мне удалось всё-таки навести его на валун или на деревья. Может быть, его лыжи разлетелись в щепки, и сам он валяется в снегу? Тогда мне повезло.

Но в это время справа от меня раздался шорох. Дохнуло ветром, и перед моим лицом вдруг выросло тёмное лицо с широко расставленными глазами. Оно словно прилетело по воздуху, окутанное белым облаком взвихренного снега. В страхе я отшатнулась.

Неизвестный лыжник, в белом халате, чуть не по носкам моих лыж стрелой пронёсся поперёк моего пути, успев заглянуть мне в лицо.

Лыжник исчез мгновенно, и я поняла: увидел, что я не Импи. Потом сколько ни оглядывалась по сторонам, больше я его не видела.

С величайшей осторожностью приблизилась я к Бюля-ярви. Всмотревшись, обнаружила свой родной ПО-2. Он сиротливо стоял среди снегов, запорошённый метелью. Цел и невредим! Какое счастье!..

Трудно взлететь, когда некому раскрутить винт, когда подзастыло масло… Но можно. Сейчас попробуем.

Быстро скользят лыжи к спасительной птице. Но странно, почему белый лыжник, убедившись, что я не Импи, не преследовал меня дальше? Куда он девался? Вернулся обратно, чтобы узнать, что стало с Импи? Его встревожила её судьба? Это было непонятно. Во всяком случае, мне нужно как можно скорей завести мотор, поднять самолёт и очутиться на озере Юля-ярви.

С этой мыслью я подошла к самолёту.

Вдруг ноги мои подкосились, и я села прямо в снег. Вокруг самолёта всё было истоптано, виднелись следы лыж. Сильный запах бензина подсказал мне, что кто-то слил на лёд горючее.

Очнулась я оттого, что меня стал пробирать холод. Почувствовав солёный вкус на губах, я поняла, что плачу. Сколько продолжался этот припадок малодушия, — не знаю. Я заставила себя встать на лыжи, по компасу и по карте определила прямой путь на Юля-ярви и пошла, кусая губы от бессильной досады.

На пути такие сугробы, пышные и высокие, что лыжи глубоко тонули в них. Шаг приходилось делать мелкий. Это был не бег, а тяжёлая работа по прокладке первой лыжни. Зная, что в долинах и в падях снег глубже, я выбирала путь гористей, держа курс на север, на Юля-ярви.

В небе посветлело. Мороз крепчал. В ночной тиши гулко трескались скалы и хрустел лёд на озёрах. Вначале в свитере мне показалось холодновато. Затем я разогрелась. Пистолет стал казаться всё тяжелей. Хорошо, что я не взяла автомат. Володе он теперь нужней, чем мне. В моём положении важнее всего быстрота.

Тревога за судьбу бомбардировщиков, которые должны были появиться с наступлением хорошей погоды, гнала меня вперёд. Долго я шла так, очень долго. Наконец вышла на увал, с которого оглядела местность.