Николай Панов - Боцман с «Тумана»

Дощатые широкие нары, покрытые пробковым матрацем, тянулись с одной стороны. Стоял круглый стол, сделанный из бочонка. Свет через входное отверстие и прямоугольное мутное стекло, вставленное между камней, падал на красно-белый спасательный круг с цифрой «12» и большой надписью «Туман».

— Да вы волшебник, товарищ Агеев! — Медведев подошел к столу, сел на койку, провел рукой по сухой морской траве.

Агеев широко улыбался.

— Это я помаленьку соорудил, пока в горах от немцев отсиживался… Недаром шесть лет боцманом плавал. С плотничьей и такелажной работой знаком…

Он радовался, как ребенок; гордостью светилось его обычно пасмурное лицо. Подмигнул на мутноватый прямоугольник маленького окошка:

— Откуда бы такое стекло взялось?

— Похоже на смотровое стекло самолета, — критически посмотрел Медведев.

— Ваша правда, товарищ командир. Смотровое стекло с бомбардировщика «Ю-88». Его наш истребитель сбил, он сейчас в норвежских скалах ржавеет.

— И академик, и герой, и мореплаватель, и плотник? — Фролов засмотрелся на оборудование кубрика. — Все сходится, кроме академика, товарищ старшина. А кончится война, можете и на академика учиться. Это у нас никому не заказано.

Агеев не отвечал. Нагнулся, достал из-под нар медный примус, позеленевший от времени. Плеснулся внутри керосин.

— И горючее имеется… Порядок! — Разведчик покачал насос, поджег керосин. — Разрешите, товарищ командир, чай приготовить?

— Чай чаем, — сказал Медведев, — а вот вы, Кульбин, установите сразу же передатчик, да пошлем в положенный час шифровку, что прибыли на место назначения и открываем морской пост.

Так была установлена радиостанция на высоте Чайкин Клюв.

А попозже, когда затрепетали в эфире позывные поста и первая шифровка помчалась среди ветров и туманов, в хаосе тысячи других звуков, чтобы быть принятой в скале штаба Северного флота, два руководителя германской разведки вели следующий разговор:

— В секторе района особого назначения запеленгована неизвестная радиостанция. Только что перехвачена часть шифрованной телеграммы. Прослежены те русские, что высадились в У-фиорде?

— Пока русских проследить не удалось, но приняты меры…

И взятый впоследствии в плен телефонист гестапо особенно ясно запомнил слова, сказанные вслед за этим одним гестаповцем другому:

— Еще раз напомните майору Эберсу, что дело его чести и служебной карьеры — как можно скорее разыскать этих русских.

Далеко на весте, за сизым барьером скал, видна была полоска бегущей в неизвестность дороги. Дорога выбегала из крутого ущелья и вновь терялась в горах, отделяющих океан от болотистой тундры. И бескрайняя океанская рябь представлялась неподвижной студенистой массой, отгороженной от берега снеговой каймой. Но это был не снег, а пена неустанно ревущего внизу океана.

А над Чайкиным Клювом вечно свистели ураганы, будто Роза ветров расцвела именно здесь, на неприступной вершине. И нужно было старательно придерживать карту руками, со всех сторон прижимать ее осколками скал, чтобы один из налетающих вихрей не подхватил и не унес ее прямо в море.

С раннего утра, закутавшись поверх ватника плащ-палаткой, Фролов подползал к пахнущему морем и горной сыростью краю скалы и, осторожно выглянув, устраивался поудобней.

Нужно было отстоять — «вернее отлежать», — шутил Фролов, — четырехчасовую вахту, обследуя в бинокль каждый метр береговых просторов. Первое открытие Фролов сделал утром на следующий день.

— Товарищ командир, смотрите!

Медведев лежал рядом, ветер бил в лицо, свистел вокруг линз морского бинокля.

— Видите, у высоты шестьдесят, слева, курсовой угол сорок!

Медведев смотрел неотрывно. Как выросла в полукружиях бинокля эта рябая плоская скала! Скала как скала. Ничего необычного не замечалось в ней…

— Глядите, товарищ командир, глядите!

И Медведев увидел. Скала медленно двинулась. Стала вращаться вокруг собственной оси.

— Орудие береговой батареи! — крикнул сквозь ветер Фролов.

Да Медведев и сам видел: это не береговой гранит, это — орудие, замаскированное вращающимся щитом, покрашенным под цвет камня. Медведев сделал отметку на карте берега, полученной в штабе.

Только на первый взгляд берег казался необитаемым и безлюдным. Он жил тайной неустанной жизнью. Укреплена была каждая высота.

— Значит, не зря заставили нас сюда такой путь прошагать, — сказал Фролову Кульбин. — Попробовали бы мы высадиться прямо здесь — задали бы нам жару!..

Это было после вахты Фролова, когда сигнальщик отогревался в кубрике, пил горячий, припасенный Кульбиным чай. Радист не договорил. Стремительный гул самолетных моторов надвигался снаружи. Сигнальщик выглянул осторожно из-под скалы.

Мелькнули темные очертания крыльев, замерцали пропеллеры. Самолет прошел над скалой так низко, что Фролову показалось: увидел очки летчика под прозрачным колпаком кабины.

Фролов ударил кулаком по колену:

— Жалость какая, Вася, что в секрете сидим. Я бы его из автомата угадал — он бы как миленький в скалы врезался. Знаю, как их бить, — взял бы на три фигуры вперед.

С необычайной суровостью Кульбин глядел на него:

— С тебя станется — ты и из секрета выстрелишь. Эх, Димка, еще, может быть, вспомним мы ту твою спичку! Не зря с самого рассвета сопки, как улей, гудят. Ведь это они нас ищут.

И впрямь, — немецкие разведчики с утра шныряли низко над сопками. Весь день Агеев пропадал где-то в горах, вернулся лишь к вечеру. Весь день Медведев пролежал над картой у среза скал, а когда стемнело, устроил в кубрике совещание.

— Кое-чего сегодня добились.

Он смотрел на свежие отметки, покрывавшие карту.

— Но наша задача — не только обследовать берег. Мы должны найти важный военный объект, скрытый в этих горах. Видите, как подступы к нему защищены с моря. Но координаты самого объекта? Их нужно установить как можно скорей!

— Разрешите, товарищ командир? — Присев на корточки, Агеев посасывал незажженную трубку.

— Слушаю, старшина.

— Товарищ командир, понаблюдайте дорогу на весте. Я нынче, от нечего делать, туда все утро глазел. Когда в разведку ходил, к этой дороге подобрался. Не заметили: по ней будто мураши ползут? Это люди, вернее, фашисты. А точки побольше — это, понятно, грузовики.

Агеев нагнулся над картой, провел по ней загорелой рукой:

— Заметил я: когда машина идет на норд-вест, никого не подбирает, не останавливается. А когда на обедник, то бишь на зюйд-ост, — останавливается, прихватывает пешеходов. Вопрос — почему?

— Объект на зюйд-осте, ясно! — не удержался Фролов. — Ловко подмечено!

— Быстро и неверно, — хмуро взглянул Агеев. — В норд-вестовом направлении нужно искать. Почему туда машина никого не берет? Потому что идет с грузом. А возвращается порожняком, подбирает попутчиков! В норд-вестовом направлении загвоздка.