Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 2

— Это правда.

— Что правда? Ты сам, нарочно сунул бороду в станок? — Генерал, не веря, с надеждой смотрел на сына.

— Понимаешь, я просто хотел ему доказать… мне казалось, что нет никакой опасности, а он издевался… требовал заплести бороду в косичку…

— Господи, какой же ты дурак!

— На этот раз ты прав. Я действительно показал себя круглым идиотом. Но я не глупее Луки Лихобора, и ему ещё придётся в этом убедиться… Мы ещё встретимся… Прости меня, пожалуйста, доктор прав, мне и вправду трудно говорить. Я посплю, пожалуй…

— Спи. Всё будет хорошо. Мы с мамой приедем завтра.

— Нет, только в тот день, когда пускают посетителей.

— Ты не хочешь нас видеть?

— Хочу, конечно. Но мне надоело быть исключением. Понимаешь? Надоело! — Феропонт сказал эти слова твёрдо, убеждённо.

— Хорошо, — сказал отец. — Об этом потом. А пока отдыхай.

Сын не ответил. Закрыл глаза: поборола нервная истома, парень, кажется, заснул. Отец осторожно, на носках, стараясь не дышать, направился к дверям.

— До свидания! — вдруг громко сказал Феропонт.

— Счастливо, — отозвался генерал и вышел.

В субботу вечером Лука вышел из госпиталя, с надеждой взглянул на скамейку, притулившуюся около крыльца: сегодня, как никогда прежде, хотелось увидеть Майолу. Девушка поднялась ему навстречу.

— Жду тебя, — просто и весело сказала она. — Странно, но уже выработалась привычка, здравствуй!

— Здравствуй, — радостно отозвался Лука, пожимая протянутую руку Майолы. — Боялся, что ты не придёшь.

— Интересуешься новостями о моём кузене?

— Просто соскучился по тебе. А как, кстати, себя чувствует Феропонт?

— По моим данным, хорошо. Борода прирастает…

— А в понедельник на профсоюзном собрании за его драгоценную бороду с меня голову снимут.

— Так уж и снимут!

— Не буквально, конечно, но проработочку устроят — будь здоров какую. Так что живи — не тужи, скучать некогда. — Лука замолчал и потом спросил: — А как ты думаешь, с завода не прогонят?

— Ну, что ты! Такое придумал. Послушай. — Майола вдруг запнулась. — А что… если я приду на ваше собрание?

— С какой это радости? Меня защищать?

— Да, защищать! Но не тебя, не очень-то задавайся. А справедливость!

Она заулыбалась от неожиданно пришедшего ей в голову решения.

— Хорошая ты девушка, Майола. — Лука впервые за долгие дни улыбнулся. — И за твой душевный порыв спасибо, только защищать меня нет нужды. Когда соберётся вся смена, сотни три рабочих, то там всё может быть — насмешка, острое слово, грубость, даже обида, но несправедливость — никогда. Я это уже давно понял. На собрании, где решается судьба человека, каждый чувствует на своих плечах тяжкий груз ответственности. Тебе приходилось переживать нечто подобное?

Майола молча кивнула.

— Вот так будет и в понедельник. Может, решение собрания не очень-то придётся мне по душе, но справедливым оно будет. Это уж обязательно. Они мои товарищи, понимаешь, друзья, а быть другом — это не значит говорить только приятные слова, может, даже наоборот, частенько приходится говорить горькую правду…

— Странно ты понимаешь дружбу. И пробовал так поступать?

— Почему же странно? И не толькб пробовал, но и поступал.

— Я об этом как-то не думала… И потом вы остаётесь друзьями?

— Всяко бывает. Это уж от человека зависит.

Они давно, сами того не замечая, медленно брели по широкой улице к станции метро, а рядом с ними и навстречу шли празднично одетые люди, торопясь кто в гости, кто в театр; им же казалось, будто они одни, настолько важным для них был этот разговор.

— А ты со мной… со мной мог бы дружить? — спросила она.

— Мы с тобой уже друзья.

— И ты мне можешь сказать всё, что думаешь?

— Конечно. А почему нет? Сказать, положим, могу всё, а вот будут ли мои слова справедливыми, не знаю. Для того, чтобы понять человека, верно судить о нём, надо вместе с ним поработать. В работе полнее всего раскрывается характер. А мы с тобой только встречаемся…

— Да, мы только встречаемся, — тихо повторила Майола. — А всё-таки, что ты обо мне думаешь?

— Думаю, что ты очень красивая и знаменитая девушка, — серьёзно ответил Лука. — Такая красивая, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Правда, не без недостатков. — Глаза его лукаво сощурились.

— Недостатков? Каких?

— Ну, скажем, ноги у тебя немного коротковаты.

Майола остановилась, словно с разбегу налетела на стену. Золотистые глаза потемнели от обиды, стали коричневыми, почти тёмными.

— У меня? — с трудом выговорила она. — У меня короткие ноги?

— Вот именно, коротковаты, — голос Луки прозвучал спокойно, подчёркнуто невинно, — миллиметров девяносто добавить — ещё можно было бы терпеть, а так… нет, так коротковаты.

— Ты что, ослеп? — почти вскрикнула Майола. — Обо мне писали во всех газетах, я чемпионка Киева… Республики… Ты… Ты не имеешь никакого представления…—

Посмотрела с обидой па Луку, увидела весёлые смешинки в его глазах, всё поняла, покраснела и сказала: — Прости, мне просто изменило чувство юмора.

Широким, дружеским жестом Лука обнял её за крепкие плени, слегка прижал к себе.

— Ох, и глупышка ты у меня, Майка.

— Я не у тебя глупышка, я просто дурёха.

Они шли по улице и молчали, и рука Луки мягко обнимала плечи девушки, и не было в этом никакого другого чувства, кроме обычной дружеской ласки.

— Я не об этом спрашивала, — прервала его раздумье Майола.

— Понимаю, — тихо ответил Лука. — Только о том, другом, рассказать не могу, потому что очень тебя мало знаю.

— Жаль, — откровенно вздохнула Майола. — Жаль.

И снова целый квартал они прошли молча, а мысли каждого текли в различных направлениях, как потоки на разных океанских глубинах.

— Может, нужно было бы повидать его, — сказал Лука.

— Кого? — Девушка не поняла. — А… ты о Феропон-те. Да, нужно бы, пожалуй. Завтра воскресенье. Хочешь, давай вместе навестим. Я же всё-таки родственница ему, мне полагается.

На такую удачу Лука не надеялся. Вместе с Майолой ему будет куда легче пережить эту встречу,

— Неужели пойдёшь? Ты даже не представляешь, как я тебе буду благодарен.

— Вот уж действительно не за что. Когда часы свиданий в больнице?

— От трёх до шести.

— Значит, уже узнавал. Ну что ж, удобно, тренировка у меня в пять. В половине четвёртого встречаемся у ворот Октябрьской больницы. Согласен?

— Спрашиваешь!

Рука Лихобора немного крепче, но бережно и, может, даже нежно сжала девичий локоть, а Майола, наверное, не заметила, просто не придала этому значения.

— Послушай, Майола, помнишь, ты когда-то говорила об инвалидах, о том, что хорошо бы к ним привести пионеров… Давай объединимся, проведём это дело вместе, ваш институт и наш завод. Они скоро в новый корпус переезжают, инвалида, вот и устроим им праздник…