Григорий Солонец - Форпост

Ире казалось, что она очутилась на другой планете: ей все было в новинку. Таинственно-загадочной воспринималась сама поездка в неизвестный кишлак, где от нее, девчонки, выпускницы медучилища, ждут помощи совершенно чужие люди, другой веры и национальности. Сумеет ли она хоть немного облегчить их страдания и физическую боль, оправдать надежды? Хорошо, если полученных знаний хватит, а если нет, то к кому за помощью обращаться? Она ведь в одном лице профессор, врач и медсестра. Да, вгонит ее тогда в краску по самые уши командир: это он умеет. Сомнения одолевали Ирину всю дорогу, пока их санитарная машина, иронично именуемая здесь «таблеткой», тряслась в составе небольшой агитационной колонны по пыльным ухабам предгорья. На коленях Иры, как главный боезапас, лежала медицинская сумка.

— Вы в самом деле из Ленинграда? — чтобы нарушить затянувшееся молчание, поинтересовался водитель Юрий Ромашкин.

Этот белоголовый парнишка, за редкий цвет волос и подходящую фамилию получивший в отряде сразу два прозвища — «Блондин» и «Ромашка», понравился Ире с первого взгляда. Немногословный, задумчивый, несуетливый, каким-то основательным, надежным показался он ей. Явно не балаболка-пустомеля, легко дающий и также быстро забывающий обещания, не любитель отпускать сальные шуточки в адрес женщин (ни разу из его уст не слышала даже невинного ругательства). Наоборот, при случае солдат ненавязчиво проявлял уважительное отношение к слабому полу. Всегда первым поздоровается, пропустит вперед, да ту же переднюю дверь «санитарки» не показушно-галантно, а естественно, с доброй улыбкой откроет: садись, мол, сестричка, прокачу. И прокатил бы с огромным удовольствием и, конечно, с ветерком, только не по разбитой афганской дороге, а по ее любимому Невскому проспекту. Вот и «таблетку» снаружи и внутри вымыл и отполировал так, будто не на особое задание в кишлак, а на автовыставку собрался. Ира оценила солдатское старание, но виду не подала.

— А я был в твоем городе на экскурсии, после девятого класса. Может, даже возле твоего дома проходил. Ты не в центре живешь? Нас водили в Эрмитаж, к Медному всаднику, в Петропавловскую крепость, поднимались мы на палубу знаменитой «Авроры». А еще запомнилась мне прогулка по Неве и ночной развод мостов. Удивительное зрелище!

Как далеко сейчас все эти достопримечательности и сам родной город-красавец, по которому она успела уже сильно соскучиться. Особенно по маме с папой, младшему брату, бабушке, подругам. «Они где-то там, в совершенно другом мире. А я зачем-то здесь, в чужой мусульманской стране, на войне». Воспоминания Юры навеяли тоску. И она поспешила сменить тему разговора:

— Интересно, какие из афганок жены, матери? За что больше всего ценят их мужчины: за красоту, хозяйственность, ум, кротость характера?

— Афганки, говорят, действительно красивые, но как проверишь: они же в парандже с головы до пят ходят. А ты смогла бы в сорокаградусную жару в таком наряде прогуливаться? — Юра, хитро улыбнувшись, перевел взгляд с пыльной дороги на нее.

— Нет, это испытание не для меня.

За разговором не заметили, как их небольшая колонна втянулась в кишлак Алихель. Непривычное для славянина, но звучное восточное слово: любопытно, не женское ли имя оно означает?

Традиционным восточным поклоном с приложенной к сердцу правой рукой встречал их Сулейман с членами местного комитета. На площади стояла притихшая людская толпа, и лишь непоседы мальчишки, что-то дружно щебеча на своем языке, как заведенные, носились вокруг урчащей советской техники. Они не впервые встречали «шурави», этого высокого командира уже знали в лицо, наверняка, вновь привезшего им гостинцы. И пусть мулла говорит, что эти подарки не от Аллаха, а от «неверных», поэтому брать их грешно, кто же откажется от бесплатного мешка настоящей белой муки, сытного риса или даже пачки вкусного сахара, когда во многих семьях голодают?!

Сулейман предложил майору Михайленко, как обычно, провести сначала короткий митинг, потому что после раздачи продуктов площадь быстро опустеет. Он же первым и взял слово:

— Уважаемые дехкане! Народно-демократическая партия Афганистана, совершившая апрельскую революцию и с помощью братского Советского Союза строящая новую жизнь, делает все для того, чтобы сделать жизнь простого народа лучше. Вы теперь, а не помещики и баи, десятилетиями притеснявшие и бессовестно эксплуатировавшие ваш труд, хозяева своей судьбы. Отправляйте детей не в медресе, а в открывающиеся в стране школы, пусть учатся грамоте, сами же вступайте в партию, идите служить в армию, органы безопасности, помогайте нам бороться с контрреволюцией, и вместе мы победим.

Никто из отряда, кроме переводчика лейтенанта Набирова, не знал, о чем так страстно и пламенно, как настоящий трибун и повелитель масс, говорит Сулейман. Может, он так же неистово и убедительно ругает Советский Союз и курс Бабрака Кармаля. Но Сулейман — проверенный, свой человек, и советский офицер Михайленко полностью доверяет ему. Более того, считает афганского активиста своим другом. Был у него пару раз дома, пробовал вкусный плов и другие национальные блюда, приготовленные женой Анорой, а это по восточным законам много значит.

Толпа молча выслушала десятиминутную речь партийного активиста. Трудно было понять, какое впечатление произвела она на бедных дехкан. Ирине Кузнецовой показалось, что они восприняли выступление весьма равнодушно, как некий ритуал, а сейчас попросту ждут главного — раздачи привезенных продуктов.

— Кому нездоровится, кто болен, не стесняйтесь, подходите сюда, вам окажут медицинскую помощь, — и Сулейман рукой показал на их «санитарку».

Но местные жители выстроились в длинную очередь к двум «Уралам» с мукой и рисом. Получив по списку причитающиеся продукты и взвалив мешки на плечи, мужчины быстренько, будто боялись, что их отберут назад, уносили добро домой. И лишь в самом конце их пребывания в кишлаке к передвижному медпункту несмело подошла женщина с маленькой девочкой на руках. Едва прикоснувшись к ее лобику, Ирина и без градусника поняла, что у той высокая температура. Послушав дыхание, а оно оказалось нечистым, прерывистым, Ира испугалась за девочку, на ее глазах увядавшую. «У нее, похоже, воспаление легких, причем болезнь прогрессирует. Нужно срочно доставить ее в госпиталь, к нашим врачам». Но когда переводчик объяснил все матери, та истерически запричитала и отрицательно закрутила головой.

— Вы хотите, чтобы она умерла? — в недоумении жестко спросила Кузнецова.

Набиров теперь уже Ире пояснил, что без согласия мужа она ничего не может сделать. Таковы нравы.

— А где ее муж?

— Как я догадался из путаного ответа, в горах. Он душман.