Юрий Стрехнин - Избранное в двух томах. Том I

Кустарник редел. Идти становилось легче. Дорофеев ускорил шаг.

И вдруг Дорофеев камнем упал наземь, с силой дернул Вартаняна за шинель, свирепо прошипел:

— Тихо!

За кустами пробубнили что-то невнятное. Потом мокро прошумели ветви. Все затихло. Только кропил по невидимым в темноте стволам и голым веткам неторопливый дождь.

Дорофеев тронул Вартаняна за локоть, прошептал, обдав ухо жарким дыханием:

— Давай потихоньку… — Бесшумно поднявшись, пошел. Вартанян — за ним.

Пройдя немного, Дорофеев остановился. Шепнул:

— Слышишь?

— Слышу…

В темноте позади, там, где они только что шли, все отчетливее похрустывало, потрескивало, слышался негромкий разговор. Все эти звуки с каждым мгновением яснее выделялись в монотонном, негромком шуме ветра и дождя.

— Свои? — спросил Вартанян шепотом. — По-русски говорят!

— По-русски? — Дорофеев приблизил лицо почти вплотную к лицу Вартаняна. — По-русски и власовцы и полицаи говорят. — Потянул Вартаняна за высокий куст: — Пропустим…

По ту сторону куста раз, другой прошумели задетые ветки… Двое. Прошли. Остановились. О чем-то вполголоса спрашивают друг друга…

Вартанян весь напрягся в ожидании. И вздрогнул.

— Эй, Казань! — негромко окликнул Дорофеев.

— Кто? — испуганно вскрикнул один из неизвестных. — Ты где?

— Да здесь я! — Дорофеев спокойно вышел из-за куста. По голосу он узнал Галиева, оружейного мастера, человека неразговорчивого, но любящего при случае упомянуть, что до армии он работал на казанском заводе «Пишмаш».

— Повар? — изумленно охнул Галиев. Рядом с ним смутно различалась в темноте длинная фигура его спутника.

— А это кто с тобой? — спросил Дорофеев.

— Связист…

— Какой?

— Прягин, — отозвался длинный. Голос его слегка дрожал.

Дорофеев в темноте не видел его лица, но по голосу припомнил: из телефонного взвода, жилистый такой.

Встретившиеся расспросили друг друга: как оказались здесь? Все четверо находились в центре колонны, когда туда прорвались немцы. Галиев, посланный сопровождать повозки с боеприпасами, был на одной из них. При первых выстрелах — соскочил, залег, начал стрелять из карабина. Израсходовал все патроны. Едва не попал в руки немцев. Но успел вырваться. В кустах наткнулся на Прягина.

— Ну, друзья по несчастью, — сказал Дорофеев, когда все четверо присели вплотную друг к другу под мокрым кустом, с которого капало, — нашего полку прибыло. Артелью веселее идти.

— А куда — знаешь? — усомнился Галиев.

— Не так чтобы очень… — признался Дорофеев.

— Мы с ним, — показал Галиев на Прягина, — сбились. Услыхали вас — я сказал: наши, вместе надо… А то сидели бы, ждали…

— И сейчас полагаю: ждать — самое разумное, — рассудительно заговорил Прягин. — Я тебе, Галиев, пояснял. Ориентироваться нам не по чему. В такой темноте к немцам забрести очень просто. Погибнем.

— Верно говорит, а? — сказал Галиев. — Утра ждать будем?

— Ждать нельзя, — решительно возразил Дорофеев. — Никак.

— Почему никак? — не понял Галиев. А Прягин вставил:

— Отчего же не переждать? Вероятно, наши скоро наступать начнут. Придут сюда. Соединимся без риска…

— А когда это будет? — прервал его Дорофеев. — А ежели фронт постоит?

— Тем более надо действовать осмотрительно…

Галиев снова поддержал Прягина:

— Ждать — правильно! Ночью — куда?

— Ну, вы как хотите, а мы пойдем! — Дорофеев обернулся к Вартаняну. — Верно?

— Пойдем, — не очень решительно подтвердил тот.

— Зачем спешить? — все еще не понимал Галиев.

— А затем, — Дорофеев снизил голос, хотя и так уже говорил, как и все, шепотом. — Время не терпит.

— Почему?

— Потому — знамя при нас.

— Знамя? — изумился Галиев. — У вас?

Дорофеев в двух словах объяснил.

— Ай-ай, дело какое! — забеспокоился Галиев. — Дело такое… Конечно, идти надо.

— Обожди! — перебил Галиева Прягин. — Необходимо взвесить все. Рисковать собой? Пожалуйста. Но знаменем? Не имеем права! Не имеем! — Прягин говорил с жаром, все слушали его. — Я предлагаю спрятать знамя в надежном месте. Самим поискать какой-нибудь хутор, деревню, ну, кого-нибудь из местных жителей. Может быть, через них связаться с партизанами. И ждать. Ждать, пока придут наши. И тогда передать знамя командованию. Мы сможем выполнить свой долг только так.

— Ты кем в гражданке работал? — поинтересовался Дорофеев, пытаясь в темноте разглядеть лицо Прягина.

— Странный вопрос! — удивился тот. Его длинная фигура качнулась. — Зоотехником на птицеферме.

— В колхозе?

— Нет, в подсобном хозяйстве… А что?

— Да ничего… Говоришь складно…

— Это к делу отношения не имеет! — с досадой перебил Прягин. — Надо рассуждать с полной ответственностью. Вы что, хотите со знаменем через немецкую передовую пройти?

— А что ж, нам тут в кустах конца войны дожидаться? — сказал Дорофеев. — И без знамени все равно бы идти надо.

— А где гарантия, что пройти удастся? — загорячился Прягин.

— На войне гарантий не дают, — без усмешки ответил Дорофеев.

— Но ведь без пользы погибнем! — стоял на своем Прягин. — А знамя попадет в руки врага. Нам этого не простят. Ни живым, ни мертвым. А сохраним — честь и хвала нам будет, сколько бы времени ни прошло.

Дорофеев чувствовал: слова Прягина во многом резонны. Никто ему не возражает. Может быть, и в самом деле Прягин прав? Но за внешне правильными словами Прягина Дорофеев угадывал что-то такое, чего он никак не мог душой принять.

Помедлив секунду-другую, Дорофеев спросил:

— А ты, товарищ Прягин, знаешь, что с полком делают, если знамени лишился?

— Знаю. Расформировывают. Но ведь это, если по трусости потеряли… А в данном случае никто не виноват. И знамя цело.

— Так про то никто не знает.

— Узнают впоследствии.

— А до того всем в подозрении быть?

— Разберутся…

— Верю. Но сейчас доказать-то нечем. А вдруг и в сам-деле полк разгонят?

— Не все равно, в какой части служить?

— Кому все равно, кому — нет… — Дорофеев повернулся к Галиеву, спросил: — А ты с нами? Решай, раздумывать некогда.

— Почему? — в голосе Галиева чувствовалась растерянность. — Зачем горячка?

— Ну, ладно! — рассердился Дорофеев. — Мы тут все рядовые, я вам не командир. Как хотите, а я в лесу отсиживаться несогласный. К своим пойду.

— Безрассудство! — шагнул к Дорофееву Прягин. — Что, повар, награду за спасение знамени получить рвешься? Идти — авантюра! Я в ней не участник.

— Ну и оставайся, береги здоровье. А ты, Галиев?

Галиев молчал. Для него привычнее было подчиняться, чем принимать решения.

— Идем, Вартанян? — Дорофеев пошел. Сзади о чем-то зашептались Галиев и Прягин. Но Дорофеев уже не слушал. Не хотят — не надо. Даже лучше без таких… Надежнее.