Юрий Стрехнин - Избранное в двух томах. Том I

— Для раненых плот! Только для раненых! — увидев Иванова, сердито крикнул старшина.

— Так у меня раненый и есть…

— Мало ли. Всех на плот не забрать.

— Да он же едва живой… Сестра! Сестра! — окликнул Иванов девушку в синем матросском берете и с медицинской сумкой на боку. — Помогите дружку моему, сестра.

— А где он?

— Недалеко.

Иванов зашагал к тому месту, где оставил товарища. Василь лежал, закрыв глаза, и пепельно-серое лицо его накрывала тень от скалы. Сестра положила ладонь на лоб. Василь даже не шевельнулся. Тогда она проверила его пульс:

— Контуженный? Тяжелая форма… Чем тут помочь?

Иванов взмолился:

— Хоть на плотик заберите!

— Не агитируй.

Она посмотрела вокруг и окликнула пожилого, дочерна заросшего солдата, который безучастно сидел, привалясь спиной к скале:

— Подмоги, папаша.

Втроем они донесли Трынду и положили рядом с ранеными. Иванов остался тут же. Он хотел сделать все, чтобы Василь попал на этот плот непременно, и взялся помогать тем, кто его ладил. Но дело уже шло к концу: материала удалось собрать только на небольшой плотик.

День подвигался к вечеру. Звуки стрельбы приблизились, но слышались реже. Видимо, немцы считали, что, прижатые к мысу Херсонес, остатки севастопольского гарнизона все равно обречены.

Наконец стало тускнеть серебро воды. Тени от скал погустели, вытянулись. От горизонта по небу раскинулись легкие перистые облака, и солнце, все более наливаясь алым, медленно скатывалось к уже чуть затуманившейся грани между морем и небом. Вот оно коснулось этой грани, снизу обозначенной синим, и синее смешалось с алым. Еще секунда, две — и от солнца остался лишь золотисто-малиновый отсвет. И сразу море померкло, из серебряного стало сизо-стальным, с чуть приметным красноватым оттенком. Невысоко над водой пронесся «мессершмитт». Сейчас, в сумеречном свете, он показался совсем черным.

Стрельба за кручей в степи почти затихла. Спешить немцам некуда…

Ночная синева все больше скрадывала горизонт, заполняла его, расплывалась по всему морскому простору, еще недавно такому ясному и светлому, и сотни воспаленных глаз напряженно всматривались в этот простор. Сотни ушей пытались в монотонном шуме неторопливых воли уловить хоть какой-нибудь звук, говорящий, что приближаются корабли.

Иванов сидел возле Василя и ждал.

Совсем стемнело. Изредка из степи доносился орудийный выстрел или глуховатая дробь пулемета.

Хриплый звук, исторгшийся из уст Василя, заставил Иванова вздрогнуть. Вот опять, еле слышно… Просит пить. Но где достать хотя бы каплю воды?

И вдруг мимо, прогремев сапогами по гальке, кто-то ринулся вниз.

— Корабли! — услышал Иванов. — Корабли!

Он вскочил и чуть не побежал к воде, куда, на ходу скидывая одежду и обувь, уже бежали люди. В синевато-серой полутьме проступало пять-шесть темных продолговатых силуэтов. «Морские охотники» — определил Иванов наметанным глазом.

Кинуться в воду, плыть к кораблям… А Василь?

Мимо, к воде, уже полз, скрежеща по гальке, плотик, облепленный толкавшими его людьми. Вот он уже сдвинут, с берега, качнулся на первой волне, принявшей его на себя.

Тяжелораненых подхватывали, чтобы положить на плотик. Распоряжался все тот же высокий старшина. Два солдата с забинтованными головами помогли Иванову втащить на плотик Трынду. Плотик тотчас же оттолкнули. Он ходко пошел, обгоняя плывущих людей.

По камням, по воде, поплескивающей меж ними, пробежал летучий отсвет. Из-за вершины скалы в сторону моря выметывались, мгновенно угасая, длинные искры. Немцы бьют трассирующими…

«А что, если «охотник» нащупают? — встревожился Иванов. — Успеть бы ему, тогда к утру Василь — в госпитале…»

Зловещие искры погасли. «Уйдет «охотник»!» — это немного успокоило Иванова и скребнуло по сердцу: «Эх, Василь, дружок. Увидимся ли когда?». За войну ни разу еще не разлучались. Бельбек, Мекензиевы горы, Северная сторона — всегда рядом. Патроны, махра, пайка хлебная — всем делились, одна плащ-палатка была на двоих, и риск в бою один…

Опустевший плотик шел уже обратно. Его гнал, стоя на одном колене и выгребая обломком доски, все тот же старшина. Ему помогал какой-то матрос, на котором не было ничего, кроме трусов и клочьев тельняшки.

Обгоняя других, Иванов вбежал в воду, чтобы помочь подтянуть плотик.

С берега ринулись люди.

— Только раненых! — закричал старшина, заглушая все голоса.

Еще несколько тяжелораненых уложено на шаткий, от первого же рейса разболтавшийся плотик. Он уже снова отвалил.

К маячившим в отдалении «охотникам» плыли многие. Иванов, зашвырнув в воду бесполезные теперь автоматы, свой и Трынды, и оставив на берегу ботинки, тоже поплыл. Повсюду вокруг на мутно-синеватой поверхности ночной воды чернели головы, и кто-то один кричал надсадно:

— Браты, не оставьте! Браты, не оставьте!

И как бы отвечая этому, наполненному отчаянием голосу, другой голос, похоже было — с катера, приказывал:

— В первую очередь раненых! Раненых сначала!

Вот уже виден ближайший из «морских охотников». Вокруг него на темной, медленно колеблющейся воде полно голов — обнаженных, в бескозырках, в пилотках, — чем ближе к «охотнику», тем голов больше. Под бортом катера — плотик. С него все раненые уже сняты. А к «охотнику» плывут люди — еще и еще…

Сделав несколько сильных бросков, Иванов почти доплыл до «охотника», осталось метров пять. С катера тот же голос, крикнул:

— От борта! Корабль перегружен!

Но люди продолжали подплывать, пытались вскарабкаться на «охотник». Иванов теперь, вблизи, хорошо видел: будь волна чуть посильнее — захлестнет палубу, на которой из-за массы людей не видно уже ни надстроек, ни пушек. Даже к борту, пожалуй, не подплыть — под ним вплотную головы, головы, руки, тянущиеся вверх.

— От борта! От борта! — снова прокричали с «охотника». — Отходим.

Глухо взревели моторы в утробе корабля. Волна, подымаемая им, качнула головы, во множестве темневшие возле борта, добежала до Иванова, мягко толкнула его в грудь. Кто-то рядом с ним кричал:

— Не оставляйте! Как вы можете!

Но Иванов молчал. Он-то понимал: взять еще кого-либо на корабль невозможно.

«Морской охотник» удалялся медленно, как бы нехотя. Вот его неясные очертания совсем потерялись в ночной мгле. Не видно было и других «охотников», загруженных людьми до предела, — ушли и они.

Иванов повернул к плотику, качавшемуся там, где только что стоял «морской охотник». Продержаться. Продержаться, пока подойдут еще корабли!

Когда он подплыл ближе, то увидел: плотик облеплен людьми, его уже и не видать, а люди подплывают к нему еще и еще…

Иванов решил: «Обратно к берегу!»

Он выбрался на берег в том же месте, откуда отплывал: между двух больших острых камней, возле которых спускали плот. Сразу бросились в глаза два темных пятна на белой гальке: «Да это же мои ботинки».