Александр Гончаров - Наш корреспондент

Через полчаса они вышли на лужайку, где мальчонка лет тринадцати, в драном ватнике, пас трех тощих коров. Леонид Николаевич подошел к нему, тихо поговорил; мальчонка кивнул в сторону леса. Разведчики направились туда. Навстречу им вышли двое мужчин с немецкими автоматами.

— Куда путь держите? — спросил один из них, пожилой казак с рыжеватой окладистой бородой.

— К теще на галушки, — улыбаясь, ответил Леонид Николаевич.

— С чем предполагаются галушки? — деловито продолжал бородач.

— С перцем и сметаной.

Бородач остался вполне доволен ответами и, дружелюбно улыбнувшись, оказал:

— Ну, здравствуйте, товарищи.

Никогда Наташа не думала, что простое слово «товарищи» могло звучать такой музыкой.

Спутник бородача, еще ни разу не брившийся юнец, как увидел разведчицу, так и не смог оторвать от нее откровенно восхищенного взгляда.

Леонид Николаевич заторопил:

— Не будем терять времени, товарищи, шагать еще далеко.

Они снова углубились в лес. Впереди, шел бородач, за ним Леонид Николаевич, затем Наташа, а юноша замыкал цепочку. Долго пробирались они через чащу, то спускаясь в прохладные, тенистые ущелья, то взбираясь на овеваемые жарким полуденным ветром гребни высот.

Уже на склоне дня путники добрались до лесной сторожки, где находилось боевое охранение партизанского отряда и где их ждали три разведчика из дивизии. Фронт был, должно быть, близко, потому что в чистом вечернем воздухе отчетливо слышались артиллерийские выстрелы и тонкое стрекотанье пулеметов.

Усталые путники свалились спать. Поздно ночью дивизионные разведчики провели их через линию фронта.

Последний километр Наташа шла с большим трудом, через силу передвигая ноги. Дойти бы скорее и лечь, дать отдых одеревеневшим ногам. Но, странное дело, очутившись в батальонной землянке, она почувствовала себя не такой уж усталой. Сознание того, что она среди своих, что ей не надо следить за каждым своим шагом и за каждым шагом окружающих, наполняло ее бодрящей радостью. Она с большой остротой ощутила возникшее еще в Темрюке предвкушение счастья.

С особенным, жадным любопытством Наташа вглядывалась в лица окружающих. Дивизионные разведчики отрапортовали о выполнении задания и ушли. В землянке остались Леонид Николаевич, Наташа, адъютант старший — молодой офицер, которого Наташа нашла похожим на Серегина, телефонист, сообщивший кому-то, что «гости, которых ожидали, прибыли», и пожилой боец, должно быть ординарец.

Адъютант старший подмигнул ординарцу. Тот засуетился, исчез куда-то, вернулся с котелком дымящегося чая, быстрыми, спорыми движениями поставил на стол кружки, хлеб, консервы. Для шику хотел застлать стол газетой, но Наташа, увидев, что это «Звезда», сказала:

— Дайте, пожалуйста, я почитаю.

Боец с готовностью протянул ей измятый газетный лист.

— Только старая газетка, — извиняющимся тоном сказал он.

Телефонист засмеялся.

— Вот чудак ты, Фролов! Все одно гражданочка ее не читала. Небось, туда, — он сделал ударение на слове «туда», — наша полевая почта газеты не доставляет.

Наташа с трепетом развернула газету. Передовая: «Умело вести ближний бой»; короткая фронтовая информация: «Воюют не числом, а умением»; «Поединок с вражеской батареей» — это об артиллеристах и подписано: «М. Серегин». Ну, здравствуй, Миша, вот мы и встретились!

Она читала заметку и не понимала, что читает, потому что все время отрывалась от текста, чтобы взглянуть на подпись. Но конец она перечитала дважды. Там говорилось, что артиллеристы, подавив вражескую батарею, вскоре увидели гибель немецкого самолета, который врезался в землю неподалеку от их батареи. Судя по некоторым подробностям, Миша был свидетелем бесславного конца Эриха Вайнера. Вот совпадение! А ведь Миша мог бы случайно оказаться здесь, в этом батальоне…

Адъютант старший жестом радушного хлебосола пригласил разведчиков к столу:

— Прошу подкрепиться с дороги.

Наташа спросила его:

— Скажите, сейчас в батальоне или в полку есть корреспондент из газеты?..

— Сейчас нету, — ответил адъютант старший с таким огорчением, как будто отсутствие корреспондента было его грубым упущением, — но на прошлой неделе был. Гвардии капитан Бакунин… Нет, Бабурин.

«Ну, ничего. Все равно теперь скоро встретимся!» — подумала Наташа.

Разведчики успели попить чаю и подремывали разморенные, когда за ними пришел связной из штаба полка. Тай их ожидал незнакомый Наташе майор, который, не тратя времени на расспросы, усадил их в трофейный «мерседес» и повез в Краснодар.

Леонид Николаевич пробыл у своего начальства недолго. Вышел сияющий, оживленный.

— Все хорошо, — ответил он на немой вопрос Наташи, — остаюсь пока в Краснодаре.

— Очень рада за вас, — от души сказала Наташа, — передавайте привет тете и моей троюродной сестре, или как мне Лена доводится?

— Ладно, дорогая племянница, — посмеялся Леонид Николаевич, — давай уж я тебя поцелую, — может, не увидимся больше.

— Заходите, — сказал Наташе адъютант.

Генерал, ведавший действиями партизан в тылу врага, сидел за массивным письменным столом, на котором не было никаких бумаг, и чистил мундштук.

— Здравствуйте, товарищ генерал.

— Здравствуй, здравствуй. Садись, — генерал указал на мягкое кресло возле себя.

Мундштук был с фокусом: разборный, с приспособлением для улавливания никотина. Генерал попытался его продуть, отчего побагровели лицо и шея генерала и даже кожа на голове, просвечивающая сквозь седые, редеющие волосы, но мундштук был закупорен плотно. Тогда генерал с озабоченным видом пошарил в ящике, достал проволочку и прочистил забитое отверстие.

Собрав мундштук, он потянулся к папиросной коробке, но, вспомнив что-то, ограничился тем, что побарабанил пальцами по коробке, а папиросу не взял.

— Так-то, — неизвестно о чем сказал он и повернулся вместе с креслом к Наташе. — Ну, рассказывай, Наташа. Настроение, настроение меня интересует. Чем немцы дышат, — добавил он, заметив, что девушка в затруднении.

— За последнее время стали немцы оживать, — сообщила Наташа, — в связи с приходом подкреплений и с постройкой «Голубой линии».

— А что, много разговоров о «Голубой линии»? Большие надежды на нее возлагают?

— Да. Надеются за ней удержаться.

— Гм… Держалась и лошадь за оглобли, да упала, — скептически сказал генерал. — Нет уж, ничто им теперь не поможет… Ну, а как твое самочувствие?

Наташу удивил этот вопрос. Несколько секунд она молчала, не зная, что ответить. Генерал испытующе смотрел на нее.

— Устала? — спросил он. — Я говорю не о физической усталости, а о моральной. Работа у нас тяжелая, нервная, не каждому под силу… Есть еще порох в пороховнице?