Александр Гончаров - Наш корреспондент

Бывают у некоторых авторов такие критические минуты, когда их охватывает чувство неуверенности. Написал человек, и сам не может понять: то ли это хорошо, то ли это такая дрянь, что немедленно надо выбросить в корзину. Конечно, в глубине души автор склонен скорее думать, что написанное им — шедевр. Но необходимо подтверждение, нужен трезвый голос со стороны.

Слушатели сели на плащ-палатку и, разумеется, закурили, а поэт воздвигся над ними колокольней, нервно полистал блокнот и загудел:

Дальше в поэме рассказывалось о том, как советские воины рвали «Голубую линию»; о монолитности нашей многонациональной армии; о тесном взаимодействии всех родов оружия, которое дала родина своим защитникам; о преградах, стоявших на их пути.

Описал Тараненко подвиг Донцова; героическую гибель пяти танкистов, сражавшихся в горящем танке до последнего дыхания; смерть бесстрашного Ибрагима Аскарова, погибшего от пыток, но не выдавшего врагу военной тайны; подвиг связного Куянцева, который был смертельно ранен, но, истекая кровью, все же доставил приказ, — всех, кто сражался за освобождение Кубани, кто обагрил ее землю своей горячей кровью в битвах с врагом, помянул поэт добрым словом.

Тараненко замолчал и с тревогой посмотрел на слушателей широко расставленными изжелта-серыми глазами. Но стихи понравились. Серегин сказал об этом сразу, Горбачев же — после долгой паузы, как всегда, тщательно обдумывая каждое слово. Слушатели пожали поэту руку, пожелали закончить поэму так же хорошо, как удалось начать, и ушли, а Тараненко, окрыленный похвалой, взялся за продолжение поэмы. Ему пришлось-таки сильно пришпоривать и подхлестывать Пегаса, потому что наши части, опережая Тараненко, вели бои уже у Ахтанизовского лимана.

На рассвете Серегин помчался в район боев. Часам к десяти он приехал в приморский поселок Кордон — последний населенный пункт на Тамани.

Дымились разрушенные рыбачьи хаты. На дворах высились штабели боеприпасов. На улицах стояли брошенные машины, валялись трупы гитлеровцев, оружие, какие-то серо-зеленые тряпки — следы беспорядочного и поспешного бегства. За поселком в неярких лучах будто задернутого марлей осеннего солнца тускло поблескивал пролив. На горизонте выступали из синеватого тумана смутные очертания крымского берега. Соленый ветер дул с моря. Невдалеке от берега, омываемая мелкими, зыбучими волнами, стояла затопленная баржа.

Слева от поселка далеко-далеко в море тянулась тонкая полоса земли — коса Чушка. Где-то на ней еще трещали пулеметы. Пушки, стоявшие за околицей поселка, сделали несколько выстрелов. Им отвечали немецкие орудия с той стороны Керченского пролива. Снаряды рвались в поселке.

Бой как будто еще продолжался, но уже не чувствовалось никакого напряжения, и было ясно, что все кончено. По улицам ходили группы бойцов и жители. Во дворе хаты, занимаемой командиром дивизии, ординарец раздувал зеленый самовар. Из люка самоходной пушки, прислонившейся к глинобитной стенке хаты, раздавались звуки аккордеона.

Серегин побывал у командира гвардейской дивизии, в полку, поговорил с участниками боя за Кордон, с жителями. Затем разыскал здесь в поселке штаб танковой бригады, первой ворвавшейся на косу Чушка. После разговора командир вышел с ним на крылечко, провожая корреспондента, как вежливый хозяин. Уже было тихо, выстрелов больше не слышалось. В конце улицы зашумел мотор танка-разведчика, возвращающегося с косы. Поравнявшись с командиром бригады, танк остановился, из открытого люка поднялся танкист, приложил руку к шлему и отрапортовал:

— На Чушке сопротивлявшийся враг уничтожен.

В летописи великой битвы за Кавказ была поставлена последняя точка.

И вот снова собралась почти вся редакция у Кости-отшельника. На этот раз не глубокой ночью, а с вечера! Косте приказано не жалеть аккумуляторов и, не отрываясь, слушать Москву: должен быть приказ Верховного Главнокомандующего об освобождении Таманского полуострова. Как всегда при ожидании, время тянулось томительно медленно. Часовая стрелка застряла между семью и восемью и, казалось, не двигалась с места. Журналисты тихо разговаривали, но иногда отвечали друг другу невпопад.

К девяти часам сорока пяти минутам воздух в келье стал сизым. При каждой паузе в передаче все невольно подавались к приемнику в надежде услышать позывные. Прошло еще пять минут, десять… пятнадцать… Приказа не было.

— Ну, теперь — двадцать один час, — сказал Костя.

Все согласились с этим. О том, что приказа может не быть, никто и мысли не допускал.

Протекли невероятно долгие полчаса. В комнату снова начали набиваться журналисты. Опять накурили, опять истомились в ожидании, но… приказа не было и в двадцать один час.

Даже невозмутимый Станицын, и тот нервничал и стал спрашивать у Кости, не могли ли передать приказ на другой волне.

Никонов утешил собравшихся:

— Значит, будет в двадцать два часа.

Серегин пошел в типографию посмотреть верстку. На талере лежали приготовленные для первой страницы клише: портрет товарища Сталина и красивые заставки, сделанные Борисовым для оформления приказа.

— Что, товарищ капитан, — обратился к Серегину Кучугура, — приказ уже передали?

— Нет еще.

— А может, и совсем не будет приказа? — спросил Ника.

— То есть как это — не будет приказа? — стал выговаривать ему Кучугура. — Ты соображаешь, что говоришь? Товарищ Сталин за каждым боем лично следит. Как же после такой победы да не будет приказа? Сперва подумай, а потом пускайся в рассуждения. На-ка вот, набери шестнадцатым латинским на две колонки. Да поживее: пока приказ принесут, нам надо разворот закончить.

Не без гордости Серегин смотрел на оттиск третьей полосы. Центральное место на ней занимала его большая корреспонденция — «Коса Чушка, 9 октября». Ему выпало рассказать читателям о последнем бое на кубанской земле. И, как утверждение Серегина в высоком ранге опытного журналиста, под заголовком стояла набранная курсивом строка: «От нашего специального корреспондента».

Прочитав оттиск, Серегин вернулся к радисту. Журналисты сидели возле приемника, негромко передававшего марши. Потом опять наступила пауза. Она тянулась несколько бесконечных мгновений, и — наконец-то! — хрустально-чистые, с нежным разливом, звонкие звуки позывных, дрожа, поплыли в воздухе.

— Приказ Верховного Главнокомандующего, — торжественно прозвучал голос диктора. — Войска Северо-Кавказского фронта ударами с суши и высадкой десантов с моря в результате многодневных упорных боев завершили разгром таманской группировки противника и сегодня, 9 октября, полностью очистили от немецких захватчиков Таманский полуостров. Таким образом, окончательно ликвидирован оперативно-важный плацдарм немцев на Кубани, обеспечивавший им оборону Крыма и возможность наступательных действий в сторону Кавказа. В боях за освобождение Таманского полуострова отличились войска…