Сергей Голицын - Записки беспогонника

Поздно вечером прибыли мы в Работки и расположились ночевать прямо на пристани. Было холодно, сыро, неуютно, но спали мы по очереди — боялись, что украдут вещи.

Утром двинулись в путь. Нам предстояло пройти пешком 10 километров до села А. — забыл название.

Как же мы пыхтели по грязи с нашим барахлом! Особенно досталось Лемзикову — вещей набрал кучу, да еще его брезентовые туфельки все соскакивали.

Добрались мы до Казанского тракта, не мощеного и превратившегося в черную сметану. На тракте стояли застрявшие в грязи машины, буквально сотни машин, немногие из них едва ползли. Ба-ба-ба, старые знакомцы! Увидел я и автобус № 2 Москва-Кунцево, и желтый пивной автофургон, но это были жалкие остатки тех автополчищ, которые драпали из Москвы две недели назад. Многие машины, видно, стояли тут давно, люди с них ушли в соседние деревни, оставив по одному дежурному.

Вдруг меня окликнули.

В застрявшем грузовике сидели работники соседней улыбы — шевской бурпартии. Мой хороший знакомый старший геолог Федотов А. А. радостно поздоровался со мной:

— Вы куда?

— Из Керчи в Вологду. А вы?

— Из Вологды в Керчь. — Они пробирались в Куйбышев.

Добрались мы до села А., там нас оформили, покормили и велели ждать решения начальства.

Лемзиков пошел на квартиру к своему шурину Жуленеву, который был болен, и вернулся от него радостный, возбужденный и в сапогах, а также с надписью на заявлении: «Разрешаю съездить в Ковров за вещами» — и с приказом выдать Лемзикову на дорогу изрядное количество продуктов.

Ну, а у меня родни тут не было, и я, переночевав, на следующее утро получил менее изрядное количество продуктов и направление во второй район Оборонительных работ, находившийся в селе Лопатищи.

Пропыхтел я со своим чемоданом еще километров восемь. Жители Лопатищ показали мне один дом, куда я и вошел.

В кухне за столом сидел молодой человек когда-то хлыщеватого вида, но сейчас сильно помятый. Он с аппетитом уплетал картошку с простоквашей. Оказывается, я попал не в штаб второго района, а на квартиру этого молодого человека.

Звали его Николай Иванович Петров. Раньше он был инженером Ленинградского управления Гидростроя, а сейчас занимал какую-то должность при штабе.

— Вот пообедаю, и мы с вами пойдем. Я все устрою, — очень любезно сказал он и, посмотрев на горшок, полный картошкой, нерешительно спросил меня: — Может быть, хотите закусить?

Вежливость требовала отказаться, но я, протащив чемодан 8 километров, да еще по непролазной грязи, робко ответил:

— Если можно, немного.

Хозяйка принесла ложку, и это «немного», равное двум мискам картошки, я вскоре уничтожил.

Петров закурил трубочку и повел меня в штаб, находившийся в бывшем кулацком доме. В кухне за столом сидела неопределенных лет лохматая дама, а через открытую дверь в следующей комнате я увидел за столом толстого еврея в гимнастерке с орденом «Знак Почета». Был он сильно начальственного вида и глубокомысленно просматривал бумаги.

Петров вошел к нему и что-то сказал обо мне. Тот, не поднимая головы, пробормотал:

— Пусть подождет.

Я остался в кухне. Зачем он заставил меня ждать целый час — не знаю, наверное, хотел показать — какой он большой начальник.

Наконец он позвал меня, и тут я его узнал. Когда-то на строительстве канала Москва — Волга все бегал молодой, пронырливый инженер электроотдела Гродский. Как видно, с тех пор он успел сделать карьеру.

Зачем-то ему вздумалось отобрать у меня паспорт, военную бронь и прочие документы. Он спросил у Петрова — куда меня направить, тот шепнул и тут же черкнул несколько слов на клочке бумаги.

С этим клочком отправился я к начальнику участка Эйранову в деревню Высоково. Идти предстояло еще 7 километров по столь же грязной дороге.

Во время странствий за эти два дня я обратил внимание, что больше половины полей было неубрано. Почерневшие, набухшие от влаги колосья ржи и овса приникли к земле и густо проросли изумрудной озимью. Картофельная ботва почернела и лежала на нераскопанных грядах. А настоящей сеяной озими и свежераспаханных нив не было вовсе.

Наконец я приволок свой чемодан в Высоково, явился в штаб участка и предстал перед высоким, красивым, восточного типа седым человеком в очках, показавшимся мне очень сердитым. Это и был начальник участка Сергей Артемьевич Эйранов.

Прочтя писульку Петрова, он сухо потребовал у меня документы. Я ему ответил, что, кроме этой писульки, у меня ничего нет, все отобрал Гродский. Пришлось открыть чемодан и оттуда с самого дна вытащить старое гидростроевское удостоверение.

Эйранов несколько смягчился и сказал, что сам работал в плановом отделе Главгидростроя.

Я догадался назвать десяток фамилий людей, которые могли быть ему известны, и тогда он совсем успокоился, убедившись, что перед ним в старом лохматом полушубке и в не менее лохматой шапке-ушанке стоит никакой не шпион, а бывший его сослуживец.

— Ну что же, вам надо сперва устроиться, а завтра с утра приходите, поговорим. Виктор, проводи товарища к Ивану Андреевичу.

Виктор — толстощекий, румяный, рослый юноша, сидевший тут же за столом, встал и вышел вместе со мной.

— Скажите, а спичек у вас нет? — обратился он ко мне.

— Нет, я не курящий.

— Да что вы, какая жалость!

Восклицание это было очень искренним. Так мог говорить лишь едва оперившийся юнец, недавно получивший от родителей разрешение курить.

Я потому так хорошо помню детали этой встречи, что всю войну прошел рука об руку с добрым своим другом Виктором и с его отцом Сергеем Артемьевичем Эйрановым.

Виктор привел меня к крайней избе и ушел. Хозяйка открыла дверь. Сквозь чад коптилки я увидел много детей. Под печкой клохтали куры и хрюкал поросенок. А на печке, свесив босые ноги, сидел едва видимый при свете коптилки, бледный, белокурый человек.

Мы познакомились. Это был старший техник-топограф Иван Андреевич Серянин, ранее работавший в Гидрострое во Владимире.

Сперва мы вспоминали фамилии общих знакомых. Когда же я спросил его, что он тут делает, то не получил толкового ответа. Он слез с печки, поделился со мной ужином, и вскоре мы с ним легли спать на полу.

На следующее утро вместе отправились в штаб участка. Там стояла большая толпа. Эйранов на ходу распределял — куда и кому идти работать.

— 7-я колонна — туда-то 10 человек, туда-то 15. 5-я колонна пусть останется на старом месте.

Говорил он строгим, сухим, не допускающим возражений голосом. Толпа в комнате начала редеть. Подписав несколько бумажек, он обратился ко мне. Не зная толком, для чего ему нужен инженер-геодезист, он несколько замялся.

— Наверное, мне нужно в первую очередь познакомиться с местом работы, — подсказал я. — Разрешите мне пройти по трассе вашего участка.