Сергей Голицын - Записки беспогонника

— Через час едем, — сказал он какой-то толстой еврейке. — Я обязываю вас явиться через час. А вы, — обратился он ко мне, — смотрите, чтобы никуда…

Прошел час, и другой, и третий. Николай Владимирович нервно ходил по коридору, он ждал еврейку, назначенную к нам лаборанткой. Я дремал на подоконнике.

Во время обеденного перерыва ко мне подошел Сахаров. Зная его за большого умницу и культурнейшего человека, я спросил его, что он думает о положении на фронтах.

— Любили мы бахвалиться, трезвонили — Красная Армия всех сильнее — вот что! — ответил он. — Но я не смотрю на будущее печально и безнадежно. Вот если Москву да Ленинград они возьмут, да на Кавказ заберутся — ну, тогда понятно — дела наши повернутся неважно.

Эти слова сильно подбодрили меня, и впоследствии я их часто вспоминал.

Только в 5 часов вечера явилась с двумя огромными чемоданами толстая еврейка, раскрасневшаяся, тяжело дыша.

Николай Владимирович с зеленым от злости лицом сказал ей несколько «теплых» слов. Несмотря на поздний час, он приказал немедленно выезжать. Как полагается порядочному человеку, он уступил еврейке место в кабине, а сам сел с нами в кузов.

Мы поехали через Москву по Садовому кольцу. У Смоленской площади свернули направо к Бородинскому мосту, покатили по Большой Дорогомиловской и выехали на автостраду. Москва в розовом сиянии догоравшей зари исчезла вдали.

Мы обогнали вереницу грузовых машин, битком набитых девушками. Они улыбались нам и пели песню: «Если завтра война, если завтра в поход…»

Нам попалось несколько маленьких танкеток, проехала конная батарея тяжелых орудий. А вообще войск почти не было видно.

Когда стемнело, километров за 40 от Москвы в березовой роще мы остановились ночевать. Было тепло. Я лег на спину и глядел сквозь листву на звезды. Спать не хотелось.

Ранним утром двинулись дальше. Стали попадаться войска, но немного. Шагали по обочинам пехотинцы в касках, ехала конная артиллерия.

Николай Владимирович, как бывший артиллерийский офицер еще Первой мировой войны, подробно нам объяснял свойства орудий различных калибров, рассказывал всякие случаи из своей прошлой военной жизни. Рассказчик он был великолепный, но о будущей нашей работе, о том — куда мы едем, хитрец не говорил ни слова.

Мы проезжали мимо КПП — контрольно-пропускных пунктов. Нас отпускали без разговоров. С собой мы взяли движок и буровой станок «Крелиус». Этот станок, повернутый на бок, был очень похож на пушку невиданного образца и потому служил нам более солидным пропуском, нежели наши документы и путевка.

А впрочем, документы каждому из нас выдали не менее солидные:

«Дано сие такому-то, что на основании приказа Зам. Наркома Внутренних дел комиссара государственной безопасности такого-то ранга Чернышова, он направляется по особому заданию правительства. Всем государственным организациям, учреждениям, предприятиям, колхозам и частным лицам оказывать такому-то всяческую помощь и содействие в возложенном на него поручении».

И подпись — «комиссар государственной безопасности такого-то ранга такой-то» — размашистая, непонятная закорючка.

Я был горд, что мне доверено выполнять «особое задание», и одновременно изнывал от любопытства.

Чем дальше мы отъезжали от Москвы, тем чаще попадались нам навстречу грузовые и легковые машины, нагруженные людьми и самым различным барахлом. Вот проехал автобус, полный ребятишек. Малыши весело махали ручками и криками приветствовали нас.

Детки, детки, что вас ждет впереди? И увидите ли вы когда-нибудь вновь своих родителей?

Начали попадаться встречные пешеходы, тяжело нагруженные, измученные, с узлами наперевес, все люди городские — дамы в шляпках, мужчины в хороших костюмах.

На случайной остановке мы узнали, что эвакуируются, а точнее, бегут из Смоленска. Неужели враг подобрался так близко?

Слева показался город со многими церквами.

— Это Вязьма. — Наконец Николай Владимирович приоткрыл завесу таинственности. — А вон видите — воронка.

— Где? Где?

Широко открытыми глазами мы глядели за кювет на круглую яму с черной рыхлой землей, на березки с увядшей листвой, наваленные и расщепленные.

Не доезжая до Вязьмы, свернули направо на большак, проехали немного. Николай Владимирович приказал остановиться, перекусить. Еще раз свернули в ольшаник и поставили машину поддеревом. Такая предосторожность мне показалась излишней. Позавтракав, я прилег под куст с книжкой.

— Не нравится мне этот самолет! Ох, не нравится! — услышал я голос Николая Владимировича.

Самолет где-то жужжал, но книжка была интересная, и я даже не поднял головы.

— Ложись! — дико завопил Николай Владимирович.

Все легли ничком на землю. Еврейка старалась затиснуть под машину свою толстую задницу.

Ноющий звук, настолько отвратный, что к нему не подобрать эпитета, нарастал с каждым мгновением… Вдруг — ух! И через секунду еще — ух! Страшный взрыв и другой! Земля дрогнула, по кустам зачиркало, завизжало… И тишина…

Первым вскочил Николай Владимирович.

— Все целы?

Да, все были целы. Кое-кто и я в том числе побежали на место взрывов. Зияли две воронки со свежей дымящейся черной землей, стволы деревьев лежали веером. Я увидел осколок, бросился его поднимать и обжегся. Он был блестящий, рогатый, исковерканный. Я долго его потом носил в кармане на счастье, и он все рвал рогами платок и карман.

От ближней воронки до автомашины оказалось 70 шагов. Да, самолет спикировал прямо на нас. Впоследствии я видел, как гибли люди и при более далеком падении бомбы.

Мы все начали смеяться, наперерыв острить, поздравляли «с боевым крещением». Николай Владимирович приказал ехать дальше.

Жара стояла палящая, безветренная. По большаку навстречу ехало больше подвод, чем по автостраде. Двигались стада, бесконечные полчища коров и овец с налитыми кровью глазами, с высунутыми языками и слюной, текущей из пасти. Стада шли не только по дороге, но топтали тучные, еще зеленые, волнующиеся хлеба, поднимали густые бурые облака пыли. Мы скоро превратились в негров.

Стали попадаться отдельные группы красноармейцев в касках, и шли они не на запад, а на восток, шли вразброд, запыленные, видно, до предела измученные.

Проехала автомашина, нагруженная железнодорожниками с семьями и узлами. Ну уж это было ни на что не похоже! Железнодорожники — и на автомашинах!

Много лет спустя я узнал, что в эти дни немец подошел к Смоленску и выкинул десант в Ярцеве. Я видел место десанта, где обе магистрали — железнодорожная и автострада — сближались на расстояние до 200 метров. Там были два моста через приток Днепра реку Вопь, десантники взорвали мосты и тем самым перерезали обе магистрали и навели у нас невероятную панику.