Георгий Брянцев - Это было в Праге

Лукашу бросилось в глаза обилие еды на столе. Здесь были куски ветчины, круги колбасы, банки с консервами и даже несколько бутылок вина. Откуда все это появилось? Запасы Глушанина и Моравы? Трудно поверить. Они сами перебивались с сухаря на сухарь.

Лукаш, сев рядом с Боженой, потрогал пальцем кружок колбасы. Спросил:

— Откуда свалилась эта манна небесная?

Божена рассмеялась.

— Экспроприация.

— Не понял.

— Экс-про-при-а-ция, — повторила по слогам Божена.

Дело раскрылось просто: Морганек, вместо того чтобы отвезти в пансион полученные им продукты, привез их в «опорный бастион».

— У нас запасов на десять дней, — сказал Морганек с другого конца стола. — Волки, быть может, не сыты, зато овцы целы.

— А машина твоя где?

— Здесь стоит, в гараже.

Божена ухаживала за отцом: положила Hai его тарелку несколько ломтиков ветчины и колбасы, налила стакан чаю.

После ужина Ярослав собрал бойцов в кабинете. В доме можно было говорить спокойно, не опасаясь никаких неожиданностей и за это нужно благодарить капитана Глушанина, Капитан установил твердые порядки. Зная, какая опасность угрожает новым обитателям особняка, он разработал график круглосуточных постов. Один часовой находился на чердаке с ручным пулеметом, закрывая подход к дому с улицы, второй был поставлен во дворе. За каждым окном особняка Глушанин закрепил на случай тревоги по два, а то и по три человека, у телефона в кабинете бессменно находился дежурный.

Лукашу Глушанин нравился. В его походке, жестах, манере отдавать приказания чувствовались опыт и сильная воля. Он был строг, подчас грубоват, но его грубость не оскорбляла.

Теперь Глушанин сравнительно легко объяснялся по-чешски, а Лукаш неплохо владел русским языком; они понимали друг друга на обоих языках.

Лукаш разложил на столе изрядно потрепанную карту, разгладил ее ребром ладони.

— Вот здесь, — показал он пальцем на пространство между Костельцем и Колином, — завтра в двенадцать ночи англичане должны сбросить несколько парашютных мешков с оружием и боеприпасами.

Все сгрудились у стола.

— Давайте решать, кто поедет? — сказал Лукаш.

Глушанин, любивший вникать в дело обстоятельно, попросил сначала выяснить кое-какие детали. Кто первым должен подавать сигналы? Какие именно сигналы? Сколько мешков предполагают сбросить англичане? Получив ответы, Глушанин спросил:

— Кто хорошо знает эти места?

— Я знаю прекрасно, — отозвался комиссар отряда Морава.

Глушанин усмехнулся.

— Ты все на свете знаешь, Морава. Вижу, очень тебе хочется поехать.

— Не скрываю, есть такое желание, — признался комиссар.

— По-моему, и мне придется поехать, — заметил Глушанин. — Как ваше мнение, товарищ Лукаш?

Лукаш был согласен. Задача заключалась не только в том, чтобы подать сигналы, но и собрать мешки с парашютами, — возможно, ветер их раскидает в разные стороны. Нужно быть готовым и к тому, что придется отбиваться от врага. Груз нужно доставить в Прагу.

— Немцы сейчас шарахаются из стороны в сторону, не знают, где чинить прорехи, — сказал Лукаш. — Злы, как черти. И не будет ничего странного, если они окажутся на месте выброски. Надо приготовиться ко всему.

Лукаш свернул карту и отдал ее Мораве.

— Пригодится, возьмите.

И спросил Божену:

— А как с патронами?

Речь шла о патронах, которые в свое время Янковец обменял на гестаповском складе. Сейчас они были сложены на чердаке особняка Гоуски.

— Я их завтра утром раздам, — ответила Божена.

— И как, надеешься на свое войско? — пошутил Ярослав.

— Можно надеяться, хорошие товарищи есть…

Потом распределили задания на завтрашний день.

Гофбауэр, Слива и Морганек должны были проверить местонахождение двух складов оружия и выяснить, возможен ли налет на них. Когда с делами было покончено, Лукаш, Глушанин и Морава вышли во двор. Шел дождь, мелкий, холодный, совсем не весенний. В небе, высоко над облаками, надрывно завывали моторы немецких бомбовозов. Прага спала чутким, тревожным сном.

Патриоты присели на ступеньки крытой веранды, выходящей во двор.

— Как по-вашему, когда начнется восстание? — спросил Глушанин Лукаша.

— Точно не могу сказать, но предполагаю, что завтра и уж во всяком случае послезавтра. Ситуация достигла высшего напряжения. Рабочие ждут сигнала.

В полдень следующего дня Божена шумно ворвалась в дом. Лицо ее раскраснелось. Она до того была взволнована, что не могла сразу заговорить.

Остановись посреди гостиной, она приложила ладони к щекам и широко раскрытыми глазами смотрела на отца, Глушанина и Мораву.

У нее был такой встрепанный вид, что можно было предположить самое худшее.

— Что случилось? — спросил Морава.

— Радость! — тихо сказала она и шагнула навстречу отцу. — Правительственные войска в полном составе перешли на нашу сторону и заявили о своей верности Национальному совету. Их примеру последовали отряды чешских полицейских. Что делается в городе! На улицах толпы народа… Я видела несколько человек, они открыто несли по Жижкову чехословацкое знамя. Деньги немецкие рвут. На Вацлавской их набралась целая куча. Срывают немецкие вывески. На моих глазах чуть не рядом с Градом трое мужчин и одна женщина напали на двух эсэсовцев, сбили их с ног, отобрали оружие. Один убежал, а другого подстрелили… Говорят, полицейские двинулись на радиовещательную станцию вышибать немцев, — там еще идут немецкие передачи. Нацисты отдали приказ всем рабочим покинуть заводы. Но рабочие засели на заводах и выставили охрану.

Лукаш обнял дочь и усадил ее на диван.

— Это начало, — сказал он громко, — начало великой бури. Немцам не удержаться в Праге.

Дежурный у телефона доложил, что просят товарища Ярослава.

Все перешли в кабинет.

На другом конце провода говорил Слива.

— Все в образцовом порядке! Здесь такая винтовочная трескотня, что не знаю, как и выбраться. Склад один обнаружил. Считайте, что он уже наш…

Через полчаса позвонил Морганек. Вместе с Гофбауэром он заглянул в Стршешовице — и не зря. Наткнулись на эсэсовца, сцепились с ним, отняли два пистолета. Адреса восьми предателей установлены. Работа продолжается.

— Все идет хорошо, — кладя трубку, сказал Лукаш. — Так и должно быть.

Ночью Глушанин, Морава и Морганек ждали в условном месте самолет. Но самолет не появился.

— Надеяться на лондонского дядю нечего, — сказал Морава и злобно выругался.

Они сели в машину, и Морганек завел мотор. Был уже час ночи. Тяжелые тучи затягивали небо, пряча звезды.

На полпути к Праге в глаза Морганеку неожиданно несколько раз сряду ударил свет фар. Шла встречная машина.

Морганек сбавил газ и тоже включил свет. Оказалось, на шоссе стоит автобус, а около него — шофер с поднятой рукой.