Георгий Брянцев - Это было в Праге

— Вы танцовщица? — спросил он.

— Да.

— Недавно вернулись из Будапешта?

— Да.

Эльвира не подняла на него глаз. Медленно обрывая пальцами лепестки розы, она бросала их на ковер.

— Не можете ли сказать, с кем в Будапеште вы встречались особенно часто?

— Я полагаю, это мое личное дело.

— Вы так думаете?

— Я уверена.

— Печально… очень печально. Ну, что ж. Надеюсь, через некоторое время вы станете более разговорчивой и откровенной.

Эльвира вскочила на ноги. Все-таки она была уверена, что произошла ошибка. Она вызывающе крикнула:

— На что вы намекаете? Что это значит? По какому праву вы привезли меня сюда? Что вам от меня надо?

Чиновник рассмеялся, но как-то странно, почти беззвучно.

— Мы хотим, — спокойно произнес он, — чтобы вы вернули похищенные у барона Редера фамильные ценности.

Это обвинение сразило Эльвиру точно выстрел. Она упала в кресло. И только спустя несколько секунд сообразила, что никакого барона Редера она не знает. Эльвира запрокинула голову и непринужденно расхохоталась.

— Вы понимаете, о чем говорите? — спросила она чиновника.

— Как и всегда.

— А сейчас?

— Тоже.

— Никакого барона Редера я не знаю и о его ценностях не имею представления.

— А это нетрудно проверить. Разрешите вашу сумочку.

— Пожалуйста, — насмешливо согласилась Эльвира. Она вынула из сумки записную книжку, коленкоровый конверт и подала ее чиновнику.

Его пальцы старательно ощупали сумку, он открыл ее, обследовал подкладку и сделал губами неопределенный звук.

— Что у вас в конверте? — спросил он.

— Письма друзей, — спокойно ответила Эльвира.

— Ваши друзья пишут письма на машинке?

— Это дело вкуса…

— Не спорю. Но я позволю себе взглянуть и на конверт, и на книжку.

Эльвира покраснела. Как поступить? Чем объяснить, что она носит в сумке чужое письмо?

— Сделайте одолжение, — непринужденно сказала она и бросила записную книжку Прэна на стол.

По губам чиновника скользнула улыбка.

— Я вас понимаю, — сказал он, — но постарайтесь меньше нервничать.

Эльвира промолчала.

Чиновник перелистал книжку и спросил:

— Как к вам попала записная книжка американского журналиста Прэна?

— Я взяла у него.

— Зачем?

— Я ревную его… Мы с ним близки.

Чиновник провел ладонью по своему крупному лицу — быть может, скрывая улыбку. Он хорошо владел собою.

— Придумано остроумно, но… для простачков. Вашему объяснению можно поверить только с большой натяжкой. А конверт?

— Его передал мне мистер Прэн.

— Мистер Прэн! С какой целью?

Он просмотрел письма, сложил их стопкой и, обращаясь к Эльвире, спросил иронически:

— Похитить эти документы вам тоже подсказала ревность?

Эльвира не нашлась, что ответить.

— Я жду.

— Отказываюсь отвечать.

— Дело ваше.

Чиновник снял телефонную трубку и набрал номер.

— Алло! Говорит Сойер… Да, да. — Эльвира вздрогнула: вот кто этот человек! — Я прошу вас зайти ко мне… У меня в руках ваши документы.

Нельзя было сомневаться: Сойер говорит с Прэном.

Через какие-нибудь десять-пятнадцать минут она смогла убедиться в этом. Войдя в комнату, Прэн остановился у порога и воскликнул, разыгрывая удивление:

— Ты здесь? Зачем?

— Это я вам сейчас объясню, — вмешался Сойер. — Вашу записную книжку и этот конверт с документами мы изъяли из сумки Эльвиры Эрман.

Прэн взял в руки бумаги, книжку и, прищурив глаза, посмотрел на Эльвиру.

— Если вы эти документы не передали Эрман добровольно, — продолжал Сойер, — я обязан ее арестовать.

— Вы так ставите вопрос? Да… — как-то уклончиво ответил Прэн. — Я прошу, если, конечно, это возможно, оставить нас на несколько минут одних.

Сойер изобразил на своем лице недовольство, но ничего не сказал и вышел из кабинета. За ним последовали агенты, доставившие сюда Эльвиру. Не успела дверь закрыться, как Эльвира бросилась к Прэну.

— Роберт! Ты должен меня выручить! Я допустила непростительную глупость.

— Ты не на сцене, Эльвира, — холодно сказал Прэн.

Она бросила на него перепуганный взгляд и поняла: все кончено.

— Тебя устроит тюрьма? — спросил Прэн тем же тоном.

Эльвира приоткрыла рот, глаза ее округлились.

— Отвечай!

Эльвира беспомощно опустила руки.

— Я могу избавить тебя от тюрьмы при одном условии, — продолжал Прэн. — Ты должна честно и добросовестно рассказать мне все, что знаешь, и дать обязательство выполнять все мои поручения. Согласна? Поверь, это лучше чешской тюрьмы.

Эльвира продолжала молчать.

— Ну! — торопил Прэн. — В нашем распоряжении очень мало времени.

Эльвире показалось, что кто-то другой ответил за нее сдавленным голосом:

— Я согласна.

Прэн быстро придвинул к ней лист бумаги и вынул из кармана автоматическую ручку.

— Хорошо. Пиши. Я буду диктовать… — Он взглянул на часы. — «Я, Эльвира Эрман…» Написала? Так… «проживающая в Карлсбаде, до сегодняшнего дня…» Быстрее, быстрее, они не ждут… «до сегодняшнего дня выполняла поручения своего родного брата Морица Обермейера, офицера гестапо, а теперь… обязуюсь делать все, что поручит мне мистер Прэн». Вот так. Подпишись. Проставь дату… Конфликт с чешской полицией я берусь уладить сам. Ты в этом сейчас убедишься.

Он спрятал обязательство Эльвиры, быстро подошел к двери и открыл ее.

— Прошу, господа.

Вошел Сойер и с ним два агента.

— Я убедительно прошу вас, — обратился к ним Прэн, — считать этот инцидент исчерпанным. Эльвира — женщина, а женщины любопытны. В особенности ревнивые женщины; они ищут доказательства неверности даже в деловых бумагах. Я считаю возможным извинить ее.

Сойер развел руками.

— Ваше дело. Проводите госпожу Эрман к выходу, — приказал он своим людям. — А вас, — он обратился к Эльвире, — попрошу забыть адрес этого дома и все, что здесь произошло.

Когда Эльвира ушла, Сойер повалился в кресло и расхохотался.

— Чисто сработано. Роберт.

— Не совсем.

Сойер краем глаза удивленно посмотрел на Прэна.

— Да, не совсем чисто, — повторил Прэн. — Если бы ты не назвал своей фамилии, когда говорил со мной по телефону, она могла бы поверить, что имеет дело с чехами. А теперь… Твое имя фигурирует в одном из этих: писем… Понимаешь?

Сойер свистнул.

— Черт возьми, об этом я не подумал. Вот действительно свалял дурака.

Над Прагой плыли низкие облака, бросая тени на мостовые и крыши. Железнодорожники в рабочих спецовках, вытирая на ходу руки паклей, перебирались через станционные пути к мастерским. Переходя рельсы, они высоко поднимали ноги, точно преодолевали брод, а потом торопливыми шагами шли дальше.

Просторный цех мастерских быстро заполнялся. Люди тесно рассаживались на скамейках, расставленных в ряды, располагались возле верстаков.