Георгий Брянцев - Это было в Праге

— Да… — неопределенно протянул Обермейер. — Впрочем, мне на эти тонкости наплевать. Надо действовать…

Зал «Амбаси» был переполнен, только отдельные столики, заранее заказанные постоянными посетителями, еще оставались свободными.

Предстоящее выступление новой танцовщицы, разрекламированное предприимчивым хозяином, вызвало интерес. Публика все прибывала, и официанты, несмотря на все свои старания, едва успевали ее обслуживать.

Кабаре «Амбаси» славилось в Праге как увеселительное место для избранных. Сюда съезжались только денежные люди. Благодаря предприимчивости хозяина каждый вечер, проведенный в «Амбаси», оставлял у посетителей впечатление яркого, пряного, шумного праздника, о котором приятно вспомнить. Праздника ждали и сегодня.

Позже других в зале появился Гоуска. Говоря откровенно, он сегодня не был расположен ехать в «Амбаси», и только надежда встретиться с Эльвирой заставила его изменить решение, которое он принял утром.

Правый глаз Гоуски был закрыт небольшой черной повязкой. Одним глазом смотреть было непривычно, неудобно. Гоуска чувствовал себя неуверенно, шагал как-то бочком и проходил мимо знакомых, не узнавая их. Подойдя к своему постоянному столику, Гоуска увидел кружащуюся посреди зала Эльвиру. Она танцевала вальс Вебера.

Гоуска сел за столик и закурил сигару. Наблюдая за Эльвирой, он изредка касался двумя пальцами черной повязки на глазу.

Закончив танец, Эльвира, придерживая складки шифонового платья и кланяясь на аплодисменты, подошла к Гоуске и села с ним рядом.

— Вы очаровательны сегодня, — сказал Гоуска.

— Только сегодня?

— Опять вы придираетесь к каждому слову.

— Расскажите, пан Гоуска, что с вами? — она кивнула на его повязку.

Оживление погасло на лице Гоуски, он позеленел.

— Дикие вещи происходят в наши дни, — сказал он с возмущением. — Вчера я был в баре «Юлиша». Там встретил Марго. Помните словацкую цыганку? Вы ее должны знать. Она когда-то в «Амбаси» служила бар-дамой… Я пригласил ее на танец… И, можете себе представить, меня, приняли за семита! Разве есть у меня что-нибудь общее с евреем?

— С этой повязкой — пожалуй… — рассмеялась Эльвира.

— Вы все шутите, — с упреком сказал Гоуска. — Но слушайте дальше. Подходит ко мне здоровенный верзила, один из молодчиков Гейнлейна, толкает в грудь и рычит: «Эй ты, еврейская морда! Вон отсюда! А то я тебя отучу не только танцевать, но и передвигаться на своих ногах!» Вы только подумайте! Я возмутился, но тут явился второй верзила и без всяких предисловий бац меня по физиономии чем-то твердым! Разыгрался скандал… Вызвали полицию. Эти типы оказались сынками немецкого фабриканта из Либерец. Они даже не посчитали долгом извиниться, когда им разъяснили, что я не еврей, а чех. Но еще больше возмутила меня наглость нашей полиции. Мне посоветовали помириться с этими дегенератами. Вы представляете себе?

Эльвира кивнула головой и прикусила нижнюю губу, сдерживая смех. Несчастный Гоуска, какой жалкий у него вид!

— Но все это мелочи, — продолжал Гоуска. — Вчера случился эпизод поинтересней. Я был свидетелем. Вы конечно, знаете гордость нашей Праги — пивную святого Гомаша. Так вот, в полдень я сидел там за кружкой пива, и вдруг вваливаются гурьбой итальянские журналисты — они всюду рыщут за сенсациями. Вот они и решили под видом экскурсии заглянуть в знаменитую пивную. Сопровождал их один из сотрудников итальянского посольства, я его знаю в лицо. А эти макаронники, эти пронырливые черти действительно смахивают на евреев. К тому же они были навеселе. Неподалеку от меня за двумя столиками сидели «влайковцы», питомцы генерала Гайды, человек восемь или девять. Они уже солидно нагрузились. Вот один из «влайковцев», этакий здоровенный громила, наклоняется ко мне и спрашивает шепотком, кивая в сторону макаронников: «Израильтяне?» Не предвидя ничего дурного, я ляпнул: «Похоже, что так». Ляпнул и пожалел. Встал этот буйвол, подошел, раскачиваясь, к итальянцам и как двинет ногой в их стол. Боже ты мой! Что тут началось! Грохот, крик, потасовка!.. Пока вмешалась публика, пока разняли, пока разобрались, пока итальянцы предъявили свои дипломатические паспорта и визитные карточки, «влайковцы» успели на совесть расписать им физиономии и намять бока. А лучше всего финал. Враги составили столы вместе, сели и, обнимаясь, начали общую попойку.

Гоуска хохотал, утирая платком слезящийся здоровый глаз.

— Вот бог вас и наказал, — тоже смеясь, заметила Эльвира.

— Пожалуй, вы правы, — согласился Гоуска. — Будете пить вино?

Эльвира молча кивнула головой.

Гоуска потребовал «Шерри», а для себя коньяку.

— Где же ваш друг?

Гоуска уставился одним глазом на Эльвиру.

— Кого вы имеете в виду?

— Очень мило! Вы же обещали познакомить меня с секретарем Гуэткина.

— Ах, да! Помню, помню. Но, к сожалению, в эти дни я не видел его.

Подошел официант и поставил на стол бокал и рюмку. Наливая вино Эльвире, он склонился над ее ухом.

— В кабинете номер два вас ждет господин Прэн.

«Вот это интереснее», — решила Эльвира и неторопливо встала.

— У меня деловой разговор с администрацией, — сказала она Гоуске. — К сожалению, я должна вас покинуть.

Гоуска разочарованно развел руками.

— Искренне огорчен, убит… — бормотал он, целуя руку Эльвиры. — Может быть, вы скоро освободитесь?

— Едва ли, — бросила она уже на ходу.

Прэн, сотрудник прессы американского посольства в Праге, был неравнодушен к Эльвире. Она это знала и старалась использовать Прэна в своих интересах.

Прэна считали специалистом в области внешней политики, человеком, имеющим большие связи, но практическая деятельность Прэна оставалась для многих тайной.

Эльвира вошла в кабинет и остановилась в нерешительности: в комнате никого не было. На столе стояла большая ваза с фруктами и бутылка шампанского. На спинке кресла висел пиджак спортивного покроя.

Эльвира оглянулась. Обстановка складывалась благоприятно, можно было рискнуть. Эльвира быстро подошла к креслу и опустила руку в карман пиджака. Она нащупала пачку сигарет. В другом кармане оказался носовой платок и какой-то ключ, в третьем — нагрудном — ничего не было, а из четвертого торчали автоматическая ручка и карандаш. Так же тщательно Эльвира обследовала и внутренние карманы. Один оказался пустым, а из второго Эльвира вынула записную книжку и быстрым движением сунула ее за свой широкий шелковый пояс.

Бесшумно раздвинулись драпри, показался Прэн.

— Роберт! Как я рада! — воскликнула Эльвира.

Целуя ей руку, Прэн спросил:

— Кто этот человек, с которым ты сидела?

— Ах, вот оно что! — Эльвира звонко рассмеялась. — Роберт ревнует! Я сидела с чехом. Это видный деловой человек Праги.