Георгий Брянцев - Это было в Праге

Лукаш стоял, затаив дыхание, пока не стихли шаги за дверью. Закрыл дверь на засов и бросился к стене.

Это была обычная серая шерстяная перчатка с левой руки, а внутри ее — лист бумаги, сложенный в несколько раз, и два ключа на колечке — один простой, второй английский. Лукаш дрожащими пальцами развернул бумажку, поднес ее к свету и жадно всмотрелся в рукописные строки.

«Первое, — сообщал Блажек. — Тебя разыскивают, и именно в этом квартале. Значит, пронюхали. Немедленно перебирайся на мою служебную квартиру и не показывай носа, пока я не приду. Ключи оставляю. Второе. Божене я приказал бросить службу и квартиру. Она перебралась ко мне и живет под видом жениной сестры. Твоя старая квартира под наблюдением. О Божене не беспокойся. Третье. Завтра в Прагу войдут немцы. Четвертое. Я закрепился окончательно».

Прилив теплых братских чувств согрел сердце Лукаша. Глаза его затуманились. И как он мог допустить хоть на секунду мысль о том, что Блажек предатель? Нет, Блажек настоящий чех, им нужно гордиться…

Лукаш облегченно вздохнул, чиркнул спичкой и сжег бумажку. Посмотрел на часы — было около пяти утра.

«Подожду Владислава», — решил он и стал собирать свои скудные пожитки.

Мария Дружек бледная стояла у микрофона и готовилась начать передачу. У нее дрожали и подкашивались ноги, холодело сердце.

— Итак, свершилось, — беззвучно шептала она. — Свершилось страшное, чудовищное…

— Внимание!.. Начинаем… Включаю! — раздался голос дежурного.

Мария вздрогнула, вобрала в грудь воздух и каким-то деревянным голосом начала передачу:

— Рабочие и служащие, оставайтесь на своих местах, продолжайте свою работу… не нарушайте нормального хода производства… Все офицеры должны ждать прихода немецких войск в своих частях… Нигде не оказывайте сопротивления… К нам идут друзья, а не враги… Ни один гражданский или военный самолет не имеет права подняться в воздух… Созыв каких бы то ни было собраний и митингов категорически воспрещается…

А хотелось крикнуть во всю силу легких: «Товарищи, дорогие друзья! Родина в смертельной опасности! На нее обрушился враг, враг жестокий, немилосердный, от которого нельзя ждать пощады. Поднимайтесь все как один! Только сопротивление, только борьба спасут нас от порабощения! К оружию, друзья!»

Час спустя Мария, прижавшись к стене дома, видела, как ворвались на улицы Праги серые мотоциклисты, наполнив их треском глушителей своих «БМВ». За высокими целлулоидными щитками, под полукруглыми краями стальных касок, опущенных ниже лба, мерцали белые, трусливые глаза мотоциклистов; казалось, светятся их волчьи зрачки. Потом показались бронемашины, танкетки, легкие, тяжелые танки, а вслед за ними — моторизованные части группы войск генерала Бласковица.

Мария стиснула зубы до боли и сжала кулаки.

— Бороться… бороться… до последней капли крови или до победы, — горячо шептала она.

Немецкие войска, не встречая никакого сопротивления, без единого выстрела стремительно заливали столицу, словно мутный поток, и растекались в разные стороны, по заранее расписанным направлениям.

Пятнадцатого марта в Прагу прибыли Гитлер, Гиммлер, Риббентроп, Кейтель, Дитрих. Они остановились в древней святыне пражской столицы Градчанах.

Министерство внутренних дел поспешило передать Гиммлеру все свои архивы, все списки коммунистов.

Эсэсовцы и гестаповцы заняли кафе и ресторан отеля «Шроубек», захватили дворец Печека и начали приспосабливать его для своих нужд. Немцы располагались в школах, дворцах, захватили помещение Центрального исторического музея.

Из тюрем были немедленно выпущены все заключенные там нацисты, в преступности коих не сомневалось даже правительство Гахи — Берана.

Набившие оскомину на гитлеровских эрзацах, фашистские молодчики, как саранча, набросились на пражские яства. Кафе, бары, рестораны, гастрономические магазины были забиты немцами. Предательская газета «Венков» бахвалилась, что «чешская кухня победила и снискала похвалу представителей имперской немецкой армии…».

Волна арестов захлестнула столицу.

Шестнадцатого марта только в одной Праге покончили самоубийством семьдесят человек.

Началось разоружение пражского гарнизона и очищение воинских казарм. Гитлеровцы спешно вывезли в Берлин архивы генерального штаба чехословацкой армии и золотой резерв государства.

Чехословацкая армия перестала существовать. Фашисты захватили все вооружение республики, которого хватило бы для вооружения сорока пяти новых дивизий.

Семнадцатого марта радио передало декрет Гитлера о включении Чехии и Моравии в состав Третьей империи и об учреждении протектората.

В этот же день стало известно, что количество арестованных в стране достигло семи тысяч и что Гиммлер обещал в ближайшие дни довести эту цифру до десяти тысяч человек.

Повальные обыски и массовые аресты продолжались. Гестаповцы, эсэсовцы, полиция и полевая жандармерия бесчинствовали во всей стране; им ревностно помогали сотни и тысячи агентов, натренированных чешской полицией на борьбе с рабочим классом и его партией.

Чемберлен проливал крокодиловы слезы и патетически восклицал, что чехословацкая трагедия «потрясла мировое общественное мнение, как ни одно событие со времени установления нынешнего режима в Германии». Этими лицемерными словами Чемберлен пытался прикрыть свое лицо предателя.

Гордая Великобритания смирилась с небывалым унижением: Риббентроп семнадцатого марта отказался принять посла Великобритании, явившегося к нему вместе с французским коллегой с нотами протеста.

Только Советское правительство открыто и веско сказало свое слово. Подпольная радиостанция «Черна Висилачка» передала полный текст ноты. Советское правительство заявило, что не может признать включение в состав Германской империи Чехии, а в той или иной форме также и Словакии, правомерным и отвечающим общепризнанным нормам международного права и справедливости или принципу самоопределения народов.

По мнению Советского правительства, действия германского правительства не только не устраняют опасности нарушения всеобщего мира, а, наоборот, создали и усилили такую опасность, нарушили политическую устойчивость в Средней Европе, увеличили элементы еще ранее созданного в Европе состояния тревоги и нанесли новый удар безопасности народов.

«…Советскому правительству, — говорилось в ноте, — неизвестны конституции какого-либо государства, которые давали бы право главе государства без согласия своего народа отменить его самостоятельное государственное существование. Трудно допустить, чтобы какой-либо народ добровольно соглашался на уничтожение своей самостоятельности и свое включение в состав другого государства, а тем более такой народ, который сотни лет боролся за свою независимость и уже двадцать лет сохранял свое самостоятельное существование. Чехословацкий президент г. Гаха, подписывая берлинский акт от 15-го сего месяца, не имел на это никаких полномочий от своего народа и действовал в явном противоречии с параграфами 64 и 65 чехословацкой конституции и с волей своего народа. Вследствие этого означенный акт не может считаться имеющим законную силу…