Владимир Карпов - Гибель и воскрешение разведчика

Генералы и офицеры вошли в вестибюль, отделанный полированным деревом. Дальше распахнулась овальная зала с огромными окнами, завешанными белым, как туман, тюлем. От белых стен, белых штор, белой мебели в зале казалось светлее, чем во дворе. Вдоль стен в креслах, а некоторые на колясках, сидели старые, седые женщины, очень похожие друг на друга и на музейные экспонаты. Дальше небольшими группками стояли девушки и дети. Все они, старые и молодые, пристально смотрели на вошедших военных. Генерал Федин, прежде чем разглядеть пансион, увидел их глаза – удивленные, любопытные, испуганные. Понимая их состояние, генерал спокойно и приветливо сказал:

– Здравствуйте! – и, сообразив, что не все его понимают, добавил: – Гутен морген.

Они закивали и ответили каким-то мурлыканьем:

– Морген… морген.

Хозяин медленно пошел вдоль сидящих старушек, стал их представлять:

– Графиня Боборыкина. – Старушка с лицом, как печеное яблоко, кивнула. – Баронесса Зоронсен. – Такой же кивок краснолицей толстухи.

Опрятная, с лицом, сохранившим былую красоту, оказалась супругой генерала Башкирцева.

– Он погиб еще в Первой мировой, – пояснил Гриватов.

Старорежимных оказалось восемь. Все русские. Девушки и девочки были местные, русского языка не понимали. У некоторых на глазах белые повязки. Все одеты в одинаковую, вроде гимназической форму – коричневое платье и белые фартуки. Бледненькие, с милыми личиками, в одинаковой одежде, они, как и старушки, очень похожи друг на друга. Оттого, что не видели собеседников и не понимали их, они казались потусторонними существами, вроде ангелочков. Генерал Матвеев спросил:

– Как же вы, господин Гриватов, содержите столько душ? В военное время с продуктами, наверное, трудновато.

– Да, нелегко. Но у нас свой огород, небольшая парниковая теплица. Выращиваем овощи. Пищу готовим тоже сами. Есть несколько коров. Для ухода за ними нанимаю доярок из местных жительниц. В общем, не бедствуем. Да и запросы у нас не велики, живем скромно.

Генерал Федин повернулся вполоборота к штабным офицерам, не обращаясь к кому-то конкретно, сказал:

– Дайте указание тыловикам отпустить со склада и привезти сюда крупы разные, муки, сахару, масла сливочного, чай для заварки. Молока сгущенного побольше – пожилым дамам понравится.

Для фабриканта Гриватова и именитых старушек это прозвучало весьма неожиданно. Баронесса Зоронсен воскликнула:

– Ваше превосходительство, это так благородно с вашей стороны! Мы думали, вы нас будете убивать.

– Почему вы так думали?

– Ну, вы же большевики. Вы буржуев к стенке ставите.

– Когда это было! В дни Гражданской войны. Тогда и ваши мужья нашего брата, большевиков, на фонарях вешали. Не будем вспоминать. Все это быльем поросло. Русские люди добрые, отходчивые. Теперь у нас один враг – гитлеровские захватчики. Вас я не обижать, а охранять буду. Ну, извините, у нас дела. Всего вам доброго.

В саду командующий подошел к газику, в котором за ним постоянно возили полевую радиостанцию.

– Передайте генералу Торопову, пусть выделит разведроту и разместит ее – укажите по карте, где находится этот пансион. Задача роты – вести наблюдение за побережьем, не допустить высадку развед– и диверсионных групп противника. И еще – охранять пансион от «зеленых братьев», власовцев, полицаев. Да и от наших никого сюда не пускать. Проинструктировать командира разведроты о вежливом, бережном отношении к больным пансиона.

Матвееву пояснил:

– Я приказал именно разведчиков прислать, они народ сообразительный, найдут общий язык с этими несчастным существами.

К генералу Федину подошел майор Гапонов из политотдела и, приложив руку к головному убору, обратился:

– Разрешите доложить, товарищ командующий?

– Слушаю.

– В Каунасе арестовали сержанта, он изнасиловал местную жительницу.

Федин нахмурился, пробормотал:

– Не мог по согласию, дурак…

Майор подтвердил:

– Не мог. Даже руки ей связал.

У командующего глаза сверкнули гневом.

– Мерзавец! Расстрелять!

Майор замялся, пытался смягчить ситуацию:

– Парень всю войну прошел. Имеет награды…

– Тем более, – резко оборвал Федин. – Должен понимать обстоятельства. Есть на сей счет строжайший приказ командующего фронтом. На вечерних поверках во всех ротах зачитывали не раз.

Член Военного совета хмыкнул, то ли хотел поддержать политотдельца, то ли одобрить строгость командующего, но генерал остановил его легким движением руки.

– Это зло надо пресечь сразу. Если разгорится – будет международный скандал и позор. – Майору: – Расстрелять! Не будем терять время, Григорий Ильич, поехали. – И скомандовал: – По машинам!

Вереница газиков двинулась дальше вдоль побережья, сияющего весенним цветением и благоухающего садовым и морским ароматом.

Разведрота капитана Доронина расположилась в фольварке недалеко от штаба дивизии, как ей и полагалось. Разведчики начали мыться, стричься, бриться. Но командир дивизии генерал Торопов, согласно полученному от командующего указанию, поставил Доронину боевую задачу и указал новое место размещения разведроты – в пансионе.

Капитан с тайным неудовольствием выслушал приказ комдива, ответил:

– Есть! – четко повернулся кругом, но генерал остановил его.

– Доронин, ты объясни ребятам: повежливее обращаться со старушками – они какие-то бывшие, породистые. В общем, покажите свою культурность. Разведчики – наша военная интеллигенция, поэтому вам и поручаю сие тонкое дело.

Доронину не хотелось огорчать своих боевых друзей, столько с ними за годы войны опасных заданий выполнено, сроднились навсегда. Любил их Степан всех вместе и каждого в отдельности. Да и разведчики отвечали ему искренней преданностью, берегли в боях, не позволяли «поперед себя в пекло лезть».

Степан был офицер военного образца: его двадцать четвертый год рождения призывался в сорок втором, когда Доронин закончил десятый класс. Жил он в Самаре, отец воевал с первых дней. Провожала сына на фронт мать. Учитывая среднее образование, направили Степана в пехотное училище. Прошел он сокращенный курс и с одним кубарем в петлице, в звании младшего лейтенанта, принял боевое крещение под Сталинградом. Битва большая, а Степан – командир самый маленький. «Ванька-взводный» на передовой больше нескольких недель не держится: или в госпиталь, или в братскую могилу. Побывал и Доронин на передовой и в госпитале дважды. Прибавились боевой опыт и еще один кубарь на петлице, медаль «За отвагу» и орден Красной Звезды на грудь.

В третьем заходе, как опытному и отличившемуся в боях, предложили командовать взводом в разведроте дивизии. Очень понравилось Степану служба, на которую идут по желанию, а не по приказу. Здесь ему все пришлось по душе: и бойцы отчаянные – строгие на задании, веселые в своем расположении, и командиры – умные, находчивые, заботливые и без службистского выпендрежа. У них учился и сам стал таким. На заданиях по захвату «языков» Степан смерти не боялся, его охватывал боевой азарт, старался изловчиться, обмануть фрицев и защучить тепленького, живого, как огромная рыбина, трепыхающегося в сильных руках разведчиков. Не один десяток «языков» приволок Степан со своими боевыми друзьями. Успехи его были отмечены двумя орденами Красного Знамени и еще одним кубарем, а когда ввели погоны – третьей звездочкой на погон, стал он старлеем. В начале сорок четвертого погиб командир роты майор Руденко, и Доронину, как самому опытному и уважаемому, предложили принять роту. И вот больше года почти каждую ночь – в гости к фрицам, на передовую или в тыл за очередным «языком». И через полгода – еще один орден и капитанская звездочка.