Михаил Прудников - Пароль получен

Наутро Обуховича отвел в сторону старший группы, веснушчатый, курносый парень в красноармейской пилотке, и спросил:

— Как живот?

— Да вроде бы прошел, — ответил Обухович.

— Лекарство нашел?

— Да, получил от старухи зелье. Пользительное, видать.

— Ну хорошо, больше не болей, а то нам недосуг.

Разговор этот насторожил Обуховича.

«Неужели догадались, сволочи? — подумал он, чувствуя, как его окатывает холодная волна страха. — Да не может того быть, ведь я же оглядывался — никого следом не было».

Больше Обуховича ни о чем не расспрашивали, и он успокоился. Но напрасно. Он и не подозревал, что в ту самую ночь, когда он побывал у старухи, за ним неотступно следовали трое. Они примечали каждый его шаг и запомнили избу, в которую он заходил. У избы менялись дежурные, и, когда на другой день там появился агент гестапо, партизанам все стало ясно.

Когда агент шел от знахарки, его перехватили, и он под страхом смерти выдал старуху и Обуховича.

Предатель был немедленно изолирован и переправлен в далекий партизанский край для выяснения обстоятельств. Обуховича много раз допрашивали, он не стал запираться. Теперь он томился, ожидая решения своей участи.

Алексей понимал, что оставаться в поселке Краснополье ему больше нельзя. Штроп шел по его следу. О Готвальде ничего не было слышно. Удалось ли ему спрятаться? Во всяком случае, как сообщил Алексею Корень, партизаны ночью побывали дома у Готвальда и никого там не нашли. Изба пустовала. Может быть, Готвальду удалось спастись. А вдруг его арестовали? Куда делись жена и сын шофера? Может быть, их схватили… А как будет вести себя Лещевский? Вынесет ли он пытки и не заставят ли молодчики из гестапо его заговорить? Надо было что-то предпринимать…

Алексей решил уйти в лес. Но уйти, оставив о себе память. Вместе с Корнем и Шерстневым он решил через Крюкова сообщить в гестапо, что в поселке Краснополье скрывается секретарь подпольного обкома. Для поимки такого важного лица наверняка пригонят большой отряд, да еще под командой гестаповских офицеров. А тем временем партизаны устроят засаду. Скобцев охотно согласился на эту операцию и обещал прислать не меньше тридцати, а может быть, и пятьдесят человек.

Вечером к Алексею пришел партизан, они уточнили детали совместных действий и нашли подходящее для засады место.

Потекли часы напряженного ожидания. Снова наступил вечер. Алексей был один в своей каморке. За дверью громыхала ведрами хозяйка. В окно было видно, как улицу пересекли длинные вечерние тени от домов. В окнах напротив отражался золотистый закат. Над тесовой крышей застыло в небе малиновое облако.

Поселок затих, будто жители чувствовали приближение грозовых событий и попрятались по домам.

Разведчик прекрасно понимал, что ему угрожала очень серьезная опасность. Стоило фашистам появиться на полчаса раньше срока, назначенного Крюковым, — Алексей окажется в ловушке, которую подготовил себе собственными руками. А если запоздают партизаны, он погубит не только себя, но и других.

«Ну что ж, — рассуждал он, — войны без риска не бывает. Как, впрочем, и без крови».

Вот уже много времени он ведет тайную войну. Вел в госпитале, вел, выйдя из него… Он понимал, что враг и силен и коварен, и все-таки Алексей верил в свои силы, в свое умение разгадывать вражеские хитрости, предупреждать опасность.

Ему вспомнилось, как когда-то он изучал опыт разведчиков, действовавших в интересах буржуазных правительств. Многим агентам нельзя было отказать ни в уме, ни в изобретательности, ни в ловкости. Порой это были удивительно мужественные люди. Но как бы ни был разнообразен их «почерк» и «стиль», как бы ни обновляли они приемы своей работы, приемы эти всегда строились на низменных качествах человека.

Ему же не приходилось прибегать ни к подкупам, ни к обману, ни к шантажу. Он апеллировал к самому высокому чувству людей — к их любви к Родине. И люди откликались, шли за ним, хотя знали, что рискуют жизнью, что в гестаповских камерах в случае провала их ждет нечто более страшное, чем смерть.

Шерстнев — он ходит в одежде полицая. Разве не рискует этот русский человек своей жизнью ежеминутно? Шерстневу угрожает смерть в застенке гестапо, его презирают свои, брезгливо сторонясь при встрече, боясь даже прикосновения к его полицейскому мундиру.

И даже Борис Крюков, такой слабый сначала, преодолел страх и выполняет ответственное дело честно и преданно…

Скобцев был очень пунктуален. Его люди, точно в указанное время выйдя из лесу, затаились в овраге неподалеку от дома на окраине поселка Краснополье, где жил Алексей.

Овраг затопил густой туман; будто дымовая завеса он скрывал партизан. Повезло с погодой. Бойцы тихо лежали в зарослях орешника, а когда совсем стемнело, пригибаясь, бесшумно пробрались задворками к третьей с краю поселка избе, где жил Столяров.

В начале двенадцатого в дверь легонько постучали. Алексей вышел открыть сам. На пороге стояли трое вооруженных людей.

— Федор, — назвался рослый человек с худым загорелым лицом.

Алексей крепко стиснул ему руку.

— Один? — спросил Федор, быстро проходя на половину Алексея и оглядывая избу.

— Нет, еще хозяйка.

— Где она?

— В город поплелась, к знакомой…

— Хорошо, — Федор кивнул головой. — Эй, Петро! — позвал он стоявшего у дверей партизана с ручным пулеметом. — Живо на чердак!

Когда пулеметчик исчез в темноте сеней, Алексей спросил Федора:

— Как остальные?

— В порядке, — отозвался Федор, — на местах. У ворот, за забором… Слушай, дай-ка водички.

Алексей принес ему из кухни кружку воды. Федор жадно выпил и, вытерев рукавом ватника губы, поинтересовался:

— У тебя какое оружие?

— Парабеллум, три гранаты.

— Слабовато… А зачем ты-то остался? Без тебя справимся. Может, пойдешь сейчас в лес?

Алексей возмутился.

— Вас подставлю под пули, а сам спрячусь? Нет, не пойдет!

Федор кивнул человеку в потертом офицерском кителе, тот исчез куда-то на минуту и принес Алексею автомат.

— Ну а теперь по местам! — приказал Федор и сам, став на одно колено, пристроился у окна.

Алексей затаился у другого окна, приоткрыв его.

В избе установилась сумеречная, настороженная тишина. Верещание сверчка казалось неестественно звонким.

Алексей покосился на Федора. В темноте, едва различимый, белел горбоносый профиль партизана.

Алексей тихонько спросил:

— Который час?

Федор бросил взгляд на трофейные ручные часы со светящимся циферблатом. Минутная стрелка накрыла цифру шесть.

— Полчаса двенадцатого, — сказал Федор.

Встревоженной стайкой метались мысли Алексея. А что, если полиция разгадала его уловку? А что, если она двинет сюда большие силы и он зря погубит этих ребят? Или фашисты вообще не появятся… «Нет, этого не может быть, — возражал Алексей себе. — Разве они упустят такой случай!»