Александр Тутов - Русские в Сараево. Малоизвестные страницы печальной войны

Дрожь сотрясала мое тело, словно я голяком сидел не на ступеньках подъезда, а на льду. Необходимо успокоиться, а то паника меня погубит! Я глотнул граммов тридцать неразбавленного спирта. Горло перехватило. Я судорожно хватал ртом воздух. Но зато паника действительно на время отступила. Нужно собраться с мыслями, оценить ситуацию и решить, что делать. О сдаче в плен не могло быть речи. Хорваты запихали бы меня в тюрьму и вволю поиздевались бы или просто пристрелили или прирезали.

Это дало бы очередную пищу для европейско-американского сообщества поорать о воюющих в Сербии русских наемниках. Еще хуже, если попадешься к бошнякам, особенно к тем, кто по крови не сербы, а моджахеды, прибывшие сюда из Афганистана, Палестины, Египта или какой-либо подобной страны. Арабские наемники пугали своим поведением даже своих соратников. Они могли сделать все что угодно — содрать кожу, отрезать голову, кастрировать. Даже подумать жутко!

И вообще, сдаваться как-то уж совсем противно и стыдно! Я с детства помню одну фразу, крепко вошедшую в мое сознание: «Русские не сдаются! И я сдаваться не собирался!

Затем я подумал о том, как бы получше зашхериться и дождаться следующей ночи, когда подойдет подкрепление или удастся уползти обратно во время предутреннего тумана. Но это надо ждать целые сутки без еды и без питья! Но скорее именно так и придется поступить! Самый разумный поступок из всех пока еще возможных. Сейчас, по крайней мере, так кажется. Есть еще вариант. Чтобы совсем не скиснуть от тоски и постоянного ожидания опасности, почему бы потихоньку не начать исследовать квартиры. В пустой квартире к тому же безопаснее, чем на лестничной площадке. Посмотрим, что в жилищах. Глядишь, что-нибудь интересное удастся обнаружить. В этом доме, как рассказывал Славан, могут все еще жить сербы, которые не успели никуда сбежать. Надеюсь, если найду их, помогут. Еды и воды постараюсь добыть у них.

Туман на улице совсем рассеялся. Выглянуло раннее солнце. Я встал, решив для начала обследовать квартиры на первом этаже. Хотя, скорее всего, там никого нет. Слишком уж мертвая тишина царила в этом лестничном пролете. Да и на первых этажах опаснее всего находиться, так что вряд ли кто из жильцов остался на первом этаже дома.

Было 5.37 утра, как показывали мои чудом уцелевшие часы, когда я подошел к двери в квартиру под номером 1. Несколько минут стоял прислушиваясь. Я не боец СОБРа или ОМОНа, дверь ногами вышибать не могу, головой тем более. Нет, не потому, что здоровья не хватит, просто я шума поднимать не могу. Последствия могут оказаться слишком непредсказуемыми. И еще потому, что не знаю, где могут находиться враги, где просто гражданские лица, а где, что тоже вероятно, потенциальные друзья.

Я толкнул дверь. Она оказалась незакрытой.

Осторожно, стараясь не делать шума, я змеей скользнул внутрь квартиры.

Палец на спусковом крючке напрягся, готовый заставить плеваться смертоносным огнем автомат в любую секунду и при малейшей опасности.

Но квартира оказалась пустой. Похоже, ее крепко выпотрошили мародеры. На стенах пробоины от пуль, обои висят клочьями, мебель перевернута, подушки диванов вспороты, осколки посуды и изуродованный холодильник, разбитый музыкальный центр — таким предстало это жилище моему взору. Я поискал бутылки с водой или, на худой конец, с какой-нибудь гадкой колой. К ней я отношусь брезгливо, но сейчас и она бы сошла. На квас, который мне нравился больше всего, здесь все равно рассчитывать не приходилось. Но поиски ни к чему не привели, тут и до меня все хорошо обыскали.

«Интересно, а кто были хозяева этой квартиры — сербы, хорваты, мусульмане или кто еще? — подумал я. — Живы ли они сейчас?» Тут взгляд мой упал на чудом уцелевшую фотографию на стене, вокруг нее все было изрыто пулями. С фотографии на меня смотрела обычная семья: отец, мать, два сына и дочь.

«Как и у меня, — вздохнул я, — только у них, скорее всего, самая младшая дочь, а у нас в семье самый младший — я!»

Они весело смотрели с фотографии куда-то вдаль. Кто они были, я так и не понял. Отметил лишь, что девчонка очень даже симпатичная, с длинными вьющимися волосами, большими глазами, опушенными длинными ресницами. Взгляд боевой, задорный. Мне всегда нравились такие смелые девушки.

Я осторожно выглянул в окно. Уже совсем рассвело. Были видны сербские позиции и тот блиндаж, в котором еще несколько часов назад я пил сливовицу вместе с друзьями. Смогу ли вернуться обратно? Где сейчас Вадим и Славан? Надеюсь, что Алик уже в госпитале. Главное, чтобы они придумали, как добраться до меня.

Я внимательно рассматривал улицу. Асфальт саперы, как бошняков, так и наши, то есть сербские, активно шпиговали противопехотными минами. Конечно, днем заметить такую «паиггетину» не составляет труда, если ушами не хлопать, но вот ночью…

Почему Вадим и Славан не предупредили о предстоящем минировании? Впрочем, понятно: не знали. Но почему и сербские саперы тоже активно шпигуют оборонительные линии минами? Им про меня не сказали? Как это Вадим и Славан допустили? А если они погибли? Тогда мне совсем неоткуда ждать помощи! И что же делать?

Как говорили спартанцы, попав в окружение: «Мы окружены со всех сторон! И нам ничего не остается, как только пойти и убить Ксеркса!»

Так придется поступить и мне. Только вместо Ксеркса у меня хорватские снайперы и пулеметчики плюс возможные вояки бошняков!

Я могу добраться до своих только днем, но днем меня увидят и подстрелят либо снайперы, либо пулеметчики. Есть только один способ решения всех этих проблем. Ничего не остается, как пойти и убить снайперов и пулеметчиков! После того как я все это осознал, страх отступил.

Сколько их может быть? Три снайпера, пулеметов, кажется, два, а обычно при пулемете два человека. Есть ли автоматчики или кто-то еще? Могут оказаться и враги среди обычных граждан, находящихся в квартирах…

Что меня ожидает? Столкновение с врагом лицом к лицу? Мне придется убивать? И не так, как обычно происходит в современном бою, когда рукопашная схватка — редкое явление. В основном это перестрелка на расстоянии, когда ты не видишь глаз врага, его смерть от случайной пули, от осколка фанаты или снаряда, — все это происходит далеко от тебя. И ты не можешь быть уверенным, что это именно твоя пуля или осколок от твоей фанаты сразил врага. При таком бое нет сильной нагрузки на психику. Совсем другое дело — поединок один на один. Поединок насмерть.

Многие поколения моих предков воевали. Казак без воинской службы не казак. И убивать врагов в боях им приходилось часто. Но я, как врач, спасал чьи-то жизни, а не отнимал их. Причем я лечил не только своих пациентов, а здесь, в Сербии, своих соратников, но и раненых врагов. Долг врача обязывал. Тем более что на этой трижды проклятой войне трудно было отличить противников: внешне сербы, хорваты и мусульмане выглядели почти одинаково. Отличались они вероисповеданием. Католик — значит, хорват, верит в Аллаха — значит, мусульманин, православный — это точно серб.