Богдан Сушинский - Путь воина

– Теперь я понимаю, почему Тайный Совет Острова Русов назначил моим советником именно тебя.

– Я плохой советник, поскольку позволил тебе, князь, растрачивать силы и кровь по чужим, вообще, по черт его знает каким, землям, все реже вспоминая о той земле, ради которой мы перешли когда-то на левый берег Дуная.

– Об этот мы поговорим в другой раз и конечно же не в трактире Ялтуровича, – пресек Гяур его дальнейшие рассуждения по этому поводу.

– Понимаю, сейчас мы говорим только о прелестях местной красавицы Руфины.

– Только это и позволяет мне посоветовать: женись на ней, – непонятно, в шутку или всерьез советовал князь. – Пока мы будем скитаться по Дикому полю, она нарожает тебе целый полк ялтурчат.

– Став твоим советником и оруженосцем, князь, я принял обет безбрачия, – строго напомнил Улич, многое познавший в этом мире, но так и не изведавший, что такое обычная застольная шутка Гяур посмотрел на него с сочувственной грустью. Он вспомнил Власту Ольбрыхскую – женщину, которую оставил, пробыв с ней всего две ночи кряду, так и не осознав ее собственной женой. А еще – Диану де Ляфер, которая, в отличие от графини Ольбрыхской, не родила ему дочери и не обещала сына, но которую он по-прежнему любил так, словно только она одна могла стать продолжательницей его славянского рода. Вспомнил других женщин – ему везло: все они были удивительно красивыми, – и понял, что не может отречься от них никакими обетами и запретами.

То ли все они действительно были на удивление смазливыми и заманчиво добрыми, то ли он обладал какой-то странной способностью влюбляться и любить многих из их коварного племени – этого он понять не мог. Зная о способности своего молодого мужа увлекаться, причем не только француженками, Власта жертвеннически напророчествовала:

«В объятия какой бы женщины ни бросила тебя пылкая страсть, все равно эта фурия останется для тебя всего лишь очередной женщиной. А судьба твоя – здесь, в Ратоборово, в замке “Гяур”».

«И ты никогда не будешь сгорать от ревности?» – не поверил ей князь.

«Поскольку давно сгорела в пламени своей обреченности на судьбу, которая мне досталась».

Гяур не мог не поверить этой женщине. Слишком уж она подвержена была веяниям собственной судьбы. И не его вина, что он не настолько любил Власту, чтобы возрадоваться ее преданности.

«Ничего, наша с тобой жизнь придет к нам со временем. И не здесь», – успокоила и благословила его перед дорогой Власта. У нее это получилось хотя и сдержанно, однако по-своему трогательно.

Из водопада воспоминаний князя выхватила Руфина. Зачем-то поставив перед ним еще один графин вина она уперлась коленкой в свободный стул и, налегая грудью на ребро стола, подалась к нему, повиливая плечами и бедрами.

– Так вы все еще помните меня, господин полковник?

– Уже генерал, – проворчал Улич, недобро поглядывая на девицу. – Советую запомнить это.

– Не-а, полковник, – не согласилась с ним Руфина, взгляд которой по-прежнему был прикован к князю. – Потому что я влюблялась в полковника и мечтала тоже о нем.

– Но ведь генерал выше по чину, чем он тебе не подходит?

– Именно тем, что еще выше по чину. Разве дочь бедного трактирщика из Каменца может влюбиться в самого генерала?! – округлила свои глаза-маслины девушка. – Так вы все еще помнили, какой я была из себя, господин полковник?

– Помнил, конечно, – сухо ответил Гяур.

– И даже в Париже?

– Даже в Париже, – без зазрения совести соврал он, считая, что не обязан прибегать к подобным заверениям. – Особенно в Париже.

– А чтобы такие вот, по-настоящему красивые еврейки в Париже вам хоть раз встречались?

– Ни одной. Теперь я твердо знаю, что все красивые еврейки живут в Каменце.

Закрыв глаза, Руфина по-кошачьи изогнула свой стан и несколько раз призывно провела грудью по краешку стола, как по лезвию бритвы. Вряд ли она поверила Гяуру, тем более что правдивости в его словах девушка не требовала, главное, что они были молвлены.

– И я тоже помнила о вас. Почему-то о вас, и ни о ком больше. Хотя интересовались вы только Властой. Но вы же знаете: сегодня эта босячка здесь, завтра там. А когда бедная еврейская девушка влюбляется, то она, таки да, влюбляется навсегда. И верной остается тоже навсегда.

– Эта «босячка», как ты изволила выразиться, является княгиней Ольбрыхской, – вновь вклинился в их разговор Улич. – А уж для тебя – тем более, дворянкой, и даже истинной аристократкой.

– Словом, иди себе, девка, и думай не о князе Гяуре, а о своей работе, потому как голодны мы, как медведи после зимней спячки, – прохрипел Хозар, уже успевший согреть остывшее под дождем горло молдавским вином.

– Да оставьте ее в покое, – проворчал Гяур. – А ты, Руфина, и в самом деле позаботься о еде. Ее должно быть много, особенно мяса.

– Будет вам и вино, и мясо, князь. Мяса у нас всегда много, – ничуть не смутилась еврейка, не меняя ни игривости голоса, ни соблазнительности позы. – Но все почему-то замечают только мое мясо и мое вино, и никто не замечает меня. Хотите сказать, что это справедливо?

– Неправда, ты красивая девушка, – князю почему-то стало жаль провинциалку, поэтому он старался говорить так, чтобы Руфина поверила в искренность его слов. – Тебе только кажется, что тебя не замечают. На самом же деле половина женихов этого города готова пасть к твоим ногам…

Еврейка грустно покачала головой.

– После вина их интересует мясо, после мяса – вино. Иногда, после всего прочего, мои бедра. К ногам они могут пасть, но только для того, чтобы завладеть ими.

– Знали бы они, что теряют!

– Такие слова произносят только в постели, – игриво обожгла его взглядом. – Или после постели. Разве вы когда-либо согревали постель влюбленной Руфины?

– Но тебе уже приходилось слышать подобные слова?

– Тогда, помните, когда вы пришли сюда одни… Ну, когда хотели поговорить то ли с Властой, то ли с Ольгицей. Я сказала себе, что услышу их от вас. Только от вас.

Гяур удивленно ухмыльнулся и попытался усовестить девушку, но она не собиралась выслушивать поучения князя, повернулась и, еще более вызывающе играя бедрами, ушла за перегородку, откуда обычно появлялась вместе со слугой Мыцыком.

Однако в этот раз они вышли вчетвером. И без слуги. Высоко, чуть ли не над головой подняв огромный поднос, Ялтурович гнал впереди себя сразу трех девушек с чуть меньшими подносами в руках.

– Нет, вы видите, князь?! – провозгласил трактирщик, остановившись в двух шагах от стола Гяура. – Это и есть все три мои дочери. Пока вас не было, они так подросли, что теперь я, прошу прощения, уже не рад, что вы вновь появились.

– Не волнуйтесь, Ялтурович, мои парни не тронут их, – клятвенно пообещал Гяур, смеясь и восхищенно осматривая всех троих.