Ванда Василевская - Реки горят

Сколько важных моментов из истории Польши связано с этой землей! И как жаль, что так мало помнишь… Чему же учили в школе, если как раз теперь, когда понадобилось, мы не знаем самого важного?

Но о чем бы ты ни думал, что бы ни старался вспомнить, в памяти все время мелькают названия здешних городов и земель — польские названия. Имена королей и князей — польских королей и князей. Почему в школе столько говорилось о королях, о князьях и так мало говорилось о том, как жил и работал здесь, на этих землях, польский народ? Народ в деревнях, сжигаемых соседними хищниками, народ, подпадавший под чужеземное иго и снова освобождавшийся. Каковы были вера и песня этого народа, каков был тяжкий труд его трудолюбивых рук?

В школе зубрили что-то об онемечившихся силезских Пястах, о князьях, которые переняли язык, обычаи и веру захватчиков. Но как жил под властью этих онемеченных князей народ? Ведь он не онемечился — даже теперь, века спустя, здесь можно дотолковаться с человеком, найти в его крестьянском диалекте основу родного польского языка. С каких же пор исчезла из официальной и школьной польской истории река Одер?

И вот эта река вновь возникла в истории в этот апрельский день тысяча девятьсот сорок пятого года.

Давно затихло эхо приказа, отданного, выслушанного и выполненного там, над Бугом, — приказ о переходе восточной польской границы.

От края до края свободна польская земля. Из конца в конец промерена усталыми ногами советских и польских солдат польская земля — от Буга и до этой новой и такой древней западной границы на реке Одер.

Своими глазами видели солдаты сожженные деревни и обращенные в прах города. Могилы на кладбищах, могилы на улицах и целые поселки, превращенные в одну братскую могилу.

Видели и всем сердцем почуяли горькую польскую долю этих долгих годов, более черных, более мрачных, чем она рисовалась воображению в самые худшие, самые тоскливые минуты.

Видели солдаты кровавые раны Польши и нищету ее лохмотьев.

Но видели они также и неотразимую ее красоту, ее вечно юную силу. Почувствовали живую струю, которая не иссякла в царстве смерти и смывает теперь тень смерти, как смывают буйные вешние воды грязные крошащиеся льдины.

Увидели материнское, улыбающееся лицо Польши.

И собственными глазами заглянули в бездну мрака, в гноящиеся раны предательства, услышали звон сребреников, уплачиваемых наемному убийце.

Видели лицо брата, омытое слезами радости. Но видели и предательские удары ножом и выстрелы из-за угла.

В эти дни на пути от Буга до Одера многим пришлось проверить свою мечту. Навсегда распрощаться с созданной себе вдали верой, что от Буга до Одера будут встречаться лишь братские лица и пожатия братских рук. Пришлось убедиться, что за освобожденную от немецких фашистов землю придется еще тяжко бороться.

И вот теперь, на берегу Одера, можно сказать себе:

Осуществились мечты, сложившиеся и взлелеянные там, над Окой. Осуществились до конца.

Польша будет свободной, независимой, владеющей издревле польскими землями, польским морем.

Она будет новой, великой и справедливой страной, которая наделит крестьянина землей и навеки вычеркнет из жизни позор батрацкого труда на барских землях. Она уничтожит насилие человека над человеком и будет страной трудящихся.

Осуществилось сказанное над Окой: это была правда, что именно оттуда, от Оки, вела прямая и ясная дорога в Польшу.

Не напрасно умирали поляки под Ленино и в Дарнице, за Бугом и в Праге, на Поморском Валу и под Колобжегом, запечатлевая кровью высшую правду, несокрушимую твердость воли, запечатлевая кровью документ, возвещающий существование новой, свободной, справедливой Польши.

Как далеки были те дни, когда приходилось преодолевать столько преград, взглянуть в глаза стольким новым истинам. Два года миновало с той поры… Два года или два века?

Уже возникла она — новая, свободная, справедливая Польша. С ее именем на устах, с ее именем в сердце пробиваются они к волнам Одера, реки, которая отныне будет границей, — нет, которая стала границей еще в тот день, когда далеко, в лагере над Окой, они услышали эхо слов, произнесенных в Кремле:

«Граница Польши на Одере».

Два года они шли, пробивались к этой реке сквозь кровь и смерть.

Последний приказ прост и ясен: форсировать реку Одер и выбить неприятеля из укреплений на левом берегу. Но за этим приказом скрывается нечто, о чем не говорят, но что знает и чувствует всякий.

Стремительным шагом близится победа. Стремительным шагом близится день, когда артиллерийский салют возвестит не об освобождении города, не о взятии крепости, а об окончательной победе над врагом.

Сколько раз назначали срок победы жаждущие сердца! Сколько раз называли год, времена года, месяцы, даже дни и числа! Но теперь это было последнее, решающее наступление, победоносный марш, который без передышек, без перерывов приведет к конечной цели.

И хотя сейчас срок был непреложен, именно теперь-то и страшно было в него поверить.

Нет, лучше не думать, не говорить об этом, хотя на этот раз — это не просто надежда, которую боишься спугнуть словами, не пустая мечта, рассеивающаяся, едва ее выскажешь…

И все же лучше не говорить теперь, когда марш подобен полету и победа несомненна, когда она приближается гигантскими шагами, когда километры тают, как снег на апрельском солнце.

Победа придет. Не минует. Но не надо ослаблять ошеломляющую радость преждевременным предвкушением ее.

Теперь они собственными руками берут победу. И знают, что от каждого, от каждого из них зависит, наступит ли этот день раньше или позже.

Это уже не вера, не надежда, не мечта, — это просто боевое задание!

Никто не сомневается, что задание будет выполнено. Справа и слева глухо грохочут советские орудия, а здесь, в этой двадцатикилометровой полосе, гремит польская артиллерия. Позади уже долгий боевой путь. Уже испытаны в боях воля и мужество польских воинов, и сердца их полны уверенности и солдатской гордости. Уже нет преувеличений, нет прикрас, когда говорят высокие слова о полковых знаменах: они покрыли себя боевой славой.

Здесь находится также и то знамя, вышитое руками московских женщин в весенние дни сорок третьего года, знамя, тяжелое от серебра и золота. Но это серебро и золото сегодня сияет славой живых и памятью павших.

Заботливые руки пронесли овеянное славой знамя от большой поляны над Окой сюда, на берег пограничной реки Одер. Сквозь грохот боев, сквозь пожары и кровь прошло окрыленное славой знамя по всей польской земле, от края и до края.

Выполнена присяга, принятая в лесах над Окой. Польские сосны зашумели в ответ своим русским сестрам.