Артем Анфиногенов - Мгновение – вечность

— Чур, смерти не искать! Смерть сама нас ищет.

— Риск, конечно, есть. Согласен. Такая блямба, — Павел показал кулак, — звезданула в радиатор. Все соты порвала. Механик сказал: «Прощальный поцелуй от флагмана…» А куда денешься? Пришлось садиться.

— Хорошо сели, между прочим. Из пекла, с поврежденным мотором, а хорошо. Приятно было смотреть. Профиль, касание, все – как надо. — Именно этот штрих дорисовал ему летчика, уверил в неслучайном исходе схватки. — Сильный бой! Такой состав, такое прикрытие, на одном зевке в дамки не проскочишь, верно? — Тимофей Тимофеевич вслух выкладывал свои соображения. — Нужна мысль, нужен характер… Если коротко: яростно дрались, товарищ лейтенант. Яростно. Из себя не сказать чтобы удалой, щупленький, а поди-ка, двоих… Год рождения?..

— Двадцать второй.

— Начали сержантом?

— Да. Под Харьковом.

— Двадцать один стукнуло?

— Нет еще… Стухнет. Как раз через четыре дня.

— Домашние… — в таких случаях Хрюкин темы дома касался осторожно, но что-то ему подсказывало: лейтенант вспомнит о матери. И хорошо вспомнит. — Домашние… поздравят, наверное?

— Прошлый год, на двадцатилетие, мама сама приехала. Я и не ждал. С Урала… Да с шаньгами!

— С шаньгами!.. Видите, какая у вас мама, — сказал Тимофей Тимофеевич, как будто летчик усомнился в своей маме. — Кто командир БАО?

— Майор Пушкин.

— Несем потери, жаль, очень жаль, сплошь молодые товарищи, ваши ровесники… Двадцать один год – дата. «Очко»!.. А почему потери? Немец в небе притих, а мы, надо признать, самоуспокоились. Частично. Такие факты налицо. Свободный поиск, прошел по фронту, туда-сюда и – дома. Как будто дело сделал. А враг еще силен.

— Показал сталинградский клык, — сказал Павел.

— Сталинградский, — с чувством подтвердил генерал; точное слово, дышавшее боем, пришло к нему вместе с безвестным лейтенантом из глубин, из самых недр его армии, и было дорого и так же нужно, как только что в небе необходимо было Гранищеву своевременное появление Амет-хана. «Там они вызрели», — подумал Тимофей Тимофеевич, вспомнив почему-то свою «кузню», закуток сталинградского КП, куда сходились нити управления всеми полками. Там подспудно, независимо от него формировались такие летчики, как этот светлоглазый, с рябеньким носом лейтенант, нешаблонным ударом переменивший ход событий. Такие его единомышленники.

— Знаете, с кем схлестнулись? — понизив голос, Хрюкин придвинулся к летчику. — С Брэндле. — И выждал, всматриваясь, какое впечатление произведет это имя. — С Куртом Брэндле, ихним асом, — пояснил генерал. — Он еще в Сталинграде похвалялся снять Баранова… — Летчик сосредоточенно молчал. — Фигура, — произнес Тимофей Тимофеевич весьма назидательно. — А вы показали, на что способен наш истребитель, если он внутренне отмобилизован и не преклоняется перед величинами.

— Таганрог допек…

— Знали Горова?

— Видел. Все разыгралось на моих глазах.

— Лейтенант Гранищев? Я как-то сразу не связал… Так это вы, товарищ лейтенант, образумили троицу заблудившихся и привели в Ростов?

— Только троицу…

— Знали Бахареву?

Павел склонил голову.

Одно раннее страдание способно так иссушить, обесцветить молодые глаза.

— Как объясняете поведение Горова?

— Лидер проявил к нему несправедливость…

Тимофей Тимофеевич слушал.

«Все отдал, — думал он о вчерашнем сержанте. — Воспитанник армии. Еще говорят: „Воспитанник Хрюкина“. Что в нем моего, если холодно рассудить? Сам себя сделал. Вот в жизни мы поклоняемся одним образцам, на одних образцах вырастаем… И сто полков таких парней мы подняли. Выставили и положили… цвет молодежи. „Es geht alles foruber“, напел ему переводчик, потолкавшись („для разговорной практики“) среди пленных. „Все проходит, — поют пленные немцы. — Все проходит, мы два года в России и уже ничего не можем понять…“

А нам день ото дня все лучше служит сталинградская победа, требуя смелого поиска, нового опыта…»

— Важничал лидер, нос задирал, — говорил Гранищев. — Выставлял себя чересчур знающим.

«Инерция, чванство, желание пользоваться старым багажом, — вот что мешает, тянет назад, — думал Хрюкин. — Все отдал лейтенант… Тем и побеждаем – умением все отдать. К ордену Александра Невского, к званию „капитан“.

— Помыкал «ЯКами», все равно как мелкий хозяйчик, я же видел… А Горов перед ним преклонялся.

— Творить себе кумиров свойственно женщинам. Это им присуще.

— Да, — Павел сжал непослушный рот… — За что они платятся жизнью.

— Человек ни перед кем не должен преклоняться, — сказал Хрюкин. — Человек – это то, чем он может стать. А чтобы стать чем-то, он ни перед кем не должен преклоняться. Брать за образец, да, но не преклоняться… Простая истина, пока через сердце не пройдет, мы ее упускаем… Обломаем сталинградский клык, приеду в гости. Вместе с Амет-ханом. Он сегодня показал себя на все сто… даже на двести!.. Как раз на день рождения. Адъютант!

Устами командарма, представлявшего летчика Гранищева к награде, война творила по своему обыкновению великую несправедливость и вместе неизбежность, все отдавая живым. Только живым.

— Гранищев-то как отличился, — сказал командир дивизии подполковник Егошин, все узнававший первым. — Прямо герой!

КП насторожился…

1976–1981

Дубулты – Москва – Коктебель – Дубулты

ШМАС - школа младших авиационных специалистов.

МАГ - маневренная авиационная группа.

РАГ - резервная авиационная группа.

УАГ - ударная авиационная группа.

К. Хелл – госсекретарь США. Hell (хелл) — ад (англ.) .

МС - сорт авиационного масла.

НПП - наставление по производству полетов.

ЛИС - летно-испытательная станция.

КПМ - конечный пункт маршрута.