Александр Медведев - По долинам и по взгорьям

— Это почему же? — спросил я, совершенно сбитый с толку.

— А потому, мил человек! Соображение иметь надо! У нас тут что? Ежели, скажем к примеру, помер человек — ему что? Сразу гроб требуется. А гроб-то из чего делают? Из тесу! Ага? Вот тут она заковыка-то и есть. Там ведь, в раю-то, люди не помирают. Зачем им еще раз помирать, коли они и так в раю? Вот оно тес-то и сберегается…

Эта длинная речь, видимо, совсем утомила Сениного отца, он свесил голову на грудь и сонно забормотал что-то.

— Пьяный, — с сожалением вздохнул Сенька, — с самого утра. Потому и рассказал плохо. Ладно. Пошли на то крыльцо. Я сам тебе расскажу.

Мы перешли на крыльцо избы, и он начал рассказ:

— Пьяница ведь он у нас, отец-то. Сам видишь. Сперва на медной шахте робил, потом завал там был. Сидели шахтеры под землей три дня. А как откопали их, начальство все на отца взвалило: плохо, мол, подпоры ставил, оттого и обвал. Ну его и выгнали. Он совсем запил. Пришел как-то раз домой еще по-за тем летом пьяный. Мы уже спим. И мамка спит. Лег он прямо на пол и уснул тоже. А утром мы встаем — видим: отец-то помер. Охолодал уже. Ну, мамка в голос… Пришли бабки. Обмыли, а там и гроб принесли, зелень пихтовую… Положили его в ту, старую, избу и позвали дедушку Кузьмича святое заупокойное писание читать. Знаешь, поди, дедушку-то Кузьмича? Ну вот. А он, дедушка-то, и сам, значит, выпить не дурак. Почитает-почитает, нальет стакашек, выпьет… Ну мы ему на ночь сороковку за труды поставили и закусить там, что требуется… И вот на вторую ли, на третью ли ночь — только не на первую — читает дедушка, стаканчик налил, отхлебнул от краев… Потом еще почитал, тянет руку за стаканчиком-то. Хлоп! Нет стаканчика. Он как глянул, так и обомлел: сидит, значит, отец в гробу, во всем покойничьем и остатки из стакашка себе в горло опрокидывает… Дедушка-то как сиганул на улицу через открытое окошко и давай «караул» кричать… Мы на дворе спали, вскочили, смотрим: а отец из окна глядит…

— Чего же это с ним было? — спросил я, потрясенный услышанным.

— Да одни говорят, сон такой был… литарический какой-то… А соседи вон считают, что все от пьянства… Вот он какой у меня, отец-то.

Неприметно появился в нашем цехе мастеровой Николай Сивков. Поначалу он был необщителен, молчалив, ничем из рабочей среды не выделялся, и мы, заводская мелкота, не сразу обратили на него внимание.

Душой нашей компании был Сенька Шихов, бойкий, веселый, острый на язык.

В обеденные перерывы ребята всегда толпились вокруг него. Садились мы, бывало, где-нибудь в уголок и, наспех покончив с едой, заводили разговоры.

— Вот Сашка саданул зубилой того, помните? — начал однажды очередную беседу Сенька. — Давайте, хлопцы, подумаем, как бы нам и самого Соловья-разбойника проучить.

— О чем разговор идет? Можно присоединиться? — спросил высокий худой парень, подойдя к нам.

Это и был Сивков.

Мы переглянулись, но Витька Суворов сразу оживился и подвинулся:

— Садись, садись, дядя Николай… Тут вся наша компания…

И, повернувшись к нам, пояснил:

— Дядя Николай мамке деньги приносил, когда отца «за политику» в тюрьму посадили…

— А про это много говорить не следует, — серьезно сказал парень.

— Так я же не всем… Это же свои ребята. Им можно, они не проболтаются… Мы, дядя Николай, про Соловьева толкуем: как бы проучить его.

— А зачем вам Соловьева учить? — улыбнулся наш новый знакомый. — Вы держитесь все вместе, дружно, артелью — и никто вам не будет страшен.

Сивков еще немного посидел с нами и ушел.

Н. Сивков(снимок 1928 г.).

Его совет нам понравился.

Канун петрова дня совпал в том году с воскресеньем. В субботу наши мастера поспешили скорей закончить сдельщину и засобирались домой. Мы сгрудились у чьего-то верстака и стали обсуждать планы на петров день. Цех почти опустел. В это время появился надзиратель сортировки Волокитин.

— А ну, огольцы, — обратился он к нам, — забирай метлы — и мигом убрать цех.

Вот тебе и раз! Выходит, спешили-спешили, работали-работали — и зря?.. Побоку теперь и лес, и голуби…

— Да ведь мы… — начал было Витька, но, увидев, что Волокитин уже ушел, безнадежно махнул рукой. — Эх жизнь!..

— У, Гроза деревянная! — погрозил Сенька кулаком.

Мы растерянно смотрели друг на друга, решая, куда же идти: за метлами или домой. Уборка цеха — работа не наша, а ослушаться боязно.

— Ну что, ребята, напустила вам Гроза пыли в глаза, нагремела, напыхтела и в лес улетела?

Обернувшись на этот голос, мы увидели Сивкова.

— А! Дядя Коля, — улыбнулся Витька.

— Ну, чего невеселы, буйны головы повесили? Цех убирать неохота?

— Ох, неохота, дядя Николай!

— А вы и не убирайте. Это сторожам делать положено, а их, должно, Гроза к себе домой послал конюшню чистить. Идите домой.

— А ежели оштрафует? — сомневался Витька.

— Не оштрафует. Ты свои сорок копеек честно заработал нынче?

— Ну, честно.

— Раз честно, иди домой. А уж ежели у него хватит совести оштрафовать — бастуйте. Из цеха не уходите, а работать не работайте. Мастера без вас как без рук. Цех встанет, Гроза напугается и отменит штраф. Понятно?

Еще бы непонятно! Понятно, как по-писаному. Мы уже собрались навострить лыжи, но Николай остановил нас:

— Только чур! Не болтайте, кто вам такую штуку присоветовал, а то меня за этот совет могут, пожалуй, и с завода попросить вежливым манером…

Дома за ужином я рассказал об этом происшествии. Мать беспокойно покачала головой:

— Ох, допрыгаешься, забастовщик!..

Но отец одобрил:

— Решили вы правильно. Штрафовать вас Гроза деревянная навряд ли будет. Чать, еще в пятом году штрафы законом отменили. И в книгах про то написано…

Долго тянутся трудовые дни, быстро летят праздники. Вернувшись в цех, мы узнали, что Волокитин все-таки оштрафовал всю нашу компанию.

— Что делать будем? — спросил Павел.

— Как что? — удивился Сенька. — Что решили, то и будем.

— Это он не по закону! — поддержал я Шихова. — Тятя сказывал, еще в пятом году закон вышел, чтобы штрафы отменить.

— Эй, вы, забастовщики, — торопили мастера, — а ну, давай заступай на работу.

— Нет, — покрутил головой Сенька, — робить не заступим.

— Это почему же? — поинтересовался Решетников.

— Уговорите Грозу, чтобы штрафу не было, тогда заступим!

И вся наша ватага вышла из цеха и расположилась у входа, на солнышке.

Мастера стали совещаться: без помощника много не наробишь, а время-то идет!.. Кое-кто ворчал, но Решетников согласился с нами: