Величко Нешков - Наступление

Матей нарочно подзуживал, даже когда Лиляна говорила с балкона общины:

— Ничего, пусть покажут его нам, тогда и поговорим!..

После его подстрекательств площадь разразилась еще более дружным скандированием:

— Хотим его видеть!

— Смерть убийце!

Игнатов все слышал; он сидел в подвале, охваченный животным страхом, напряжением и жаждой.

Часть толпы двинулась к подвалу общины. Она вынудила отступить добровольцев и милиционеров, и уже никто был не в состоянии навести порядок.

Несколько наиболее проворных парней пробились первыми. Но Гешо Моллов оттолкнул их, протянул свои крепкие лапищи и схватил Игнатова за воротник. Тот инстинктивно поджал ноги и упал на пол. Гешо потащил его из подвала. Толпа подхватила Игнатова и осыпала ударами…

Когда в Лозен этим же вечером прибыли на пыльных, потных лошадях Кутула и Луканче, площадь была уже пуста.

К ним приблизился пожилой крестьянин.

— Ребята, поздно прибыли, — сказал он, здороваясь с ними за руку.

— Почему? — Кутула перебросил поводья в другую руку и достал из кармана сигареты.

— Да потому что прибили его камнями, как собаку.

— Когда? Кто? — нагнулся к нему Кутула.

— Народ. Вон там его и прибили камнями.

Кутула и Луканче пошли, куда им показал крестьянин. Труп Игнатова лежал лицом кверху. Его голова, и крови и пыли, была откинута назад. Правая рука крепко стиснула карман летней куртки.

Над полем, над гористыми холмами к югу от Лозена и по долине Осыма лежала тревожная тишина.

В последние несколько дней полковник Додев не мог усидеть на месте. Он непрерывно сновал то в штаб дивизии, то в оперативную зону и везде давал разумные и нужные советы, как поскорее подготовить полк к отправке на фронт. У любого непредубежденного человека могло бы возникнуть впечатление, что попасть на фронт — давнишняя сокровенная мечта полковника Додева. Он сам нацеливал внимание следственных органов на некоторых офицеров и унтер-офицеров, не скупясь на брань и ругательства в их адрес. И теперь он оставался верен своей лисьей природе — его жизнь была разделена на две половины: одна принадлежала прошлому, а другая будущему, в которое у него было намерение покрепче вцепиться. Когда ему доложили о судьбе Игнатова в Лозене, он заявил собравшимся вокруг него офицерам, унтер-офицерам и солдатам:

— Я говорил, сколько раз повторял, но никто не хотел меня слушать. Поручик Игнатов чинил произвол и вот теперь получил по заслугам.

Подпоручик Манев ходил за Додевым как тень. Иногда скрыто бунтовал и возмущался попытками Додева переложить всю вину за действия полка на генерала Янева, за зверства и поджоги — на Игнатова, Кочо и других уже арестованных офицеров, унтер-офицеров и солдат, которые должны были предстать перед народным судом.

И еще одно обстоятельство придавало мужество Додеву. Три-четыре раза он имел возможность разговаривать с Данчо Даневым. У него не было намерения выгодно использовать старое знакомство и совместную когда-то службу. Все больше и больше в нем крепла уверенность, что Данев стал одним из сильных теперь людей, с помощью кого ему удастся остаться невредимым.

Действительно, в эти полные напряжения дни и ночи Данчо Данев служил примером выносливости и железной воли. Он спал не более двух-трех часов в сутки. Все с полным основанием ставили в пример его выносливость и железную волю. От бессонницы и напряжения его широкая спина немного сгорбилась, шея вытянулась, голос охрип, а под покрасневшими от недосыпания глазами легли темные тени. Данчо Данев не жаловался на усталость, и этим он убеждал всех окружавших его людей, что надо работать до изнеможения.

Допросы он вел сурово, ругался, бил арестованных по зубам, когда улавливал малейшую попытку скрыть какое-нибудь преступление или свалить вину на другого. Показания он заставлял давать со знанием дела и находчивостью, как будто многие годы работал следователем. Этим он завоевал себе бесспорный авторитет и симпатии особенно среди тех сотрудников милиции, которые мало его знали и которые имели незначительные заслуги в борьбе. Наиболее часто употребляемым словом у Данчо Данева было слово «гад». Оно как бы приросло к его языку, с этим словом он встречал и провожал любого задержанного. Но никто из его окружения не замечал, с какой осторожностью и умением он допрашивал тех, кто прежде сотрудничал с Ангеловым и Костовым. Уверенный в том, что Костов сбежал с гитлеровцами, Данев не упускал удобного случая, чтобы получить подтверждение этому из самых различных источников.

Иногда его воля и упорство сдавали при мысли о том, что ему не удастся скрыть все следы, но эти минуты сомнений и колебаний длились недолго. Он спешил успокоить себя тем, что следы его преступлений скрыты, и с еще большей страстью окунался в работу, чтобы заслужить полное доверие и признательность.

Расчистив все темные углы полицейских архивов, он взялся за военных. Данчо приказал любой ценой найти генерала Янева, незамедлительно его арестовать и передать лично ему.

В тот день около полудня Данчо Данев устало откинулся на стул. В переполненной пепельнице дымилась непогашенная сигарета. Его давил кашель. Перед глазами вдруг поплыли светлые круги. «Мне плохо, — с тревогой подумал он. — Такой нагрузки еще неделю мне не выдержать». Однако отдыхать не было времени. Он решил заглянуть в казарму пехотного полка. У него было какое-то странное предчувствие, что из Додева он вытянул не все.

Данев заглянул в соседнюю комнату, молча кивнул Йордану.

— Возьми с собой оружие! — глухо сказал он и стал медленно спускаться по лестнице.

Перед областным управлением его остановил Матейчо Арапский. Данев с досадой нахмурился и рассеянно смотрел перед собой, пока Матейчо скороговоркой выкладывал все новости из Камено-Поля. Йордан шел рядом с ними и улыбался в усы, а Матейчо продолжал:

— Данчо, просто стыдно держать в селе таких гадов, как Танас Йончоолу и Денчо Чолаку. Делают, что хотят, но никто ничего им не смеет сказать.

— Хорошо, чего они такого натворили, чтобы их арестовывать? — нервно спросил Дапчо, на ходу закуривая сигарету.

— Как чего? — тараща глаза, удивился Матейчо. — Они гады и фашисты! Это же они меня посадили в тюрьму, а не то и я был бы с вами в лесу.

— Хорошо, хорошо, — торопился отделаться от него Данев, — придет и их черед… Пусть их провинности, если такие имеются, расследует местный комитет. Передай привет Калычу. — Он махнул рукой, но Матейчо снова повернулся к нему, приблизился и как-то подозрительно намекнул:

— Если хочешь знать, как раз Калыч их и защищает, конечно, пусть это останется между нами, но вы-то не зевайте.