Валерий Поволяев - Русская рулетка

Следом он побывал в доме, где жил Тихвинский. Покинул его стремительно, как и дом Таганцева: знаменитый профессор Тихвинский был арестован. Быстрым шагом он прошёл два квартала, часто останавливаясь, и проверяя улицу — не идёт ли за ним хвост? Хвоста не было.

Хвост он засёк, когда он подходил к дому, где жил профессор Козловский, хладнокровно свернул в проходной двор, выскочил на соседнюю улицу и прыгнул в удачно подвернувшуюся пролётку, управляемую ванькой-лихачём.

Хлопнул ваньку рукою по плечу:

— Пошёл!

Лихач с места взял рысью. Когда чекист, засёкший Шведова, выскочил на улицу, того и след простыл: улица была пуста. Чекист смачно сплюнул на тротуар и вернулся на своё место.

Конечно, это было предупреждением Шведову — надо срочно убираться из Петрограда в какой-нибудь посёлок на берегу Маркизовой лужи, затихнуть там, залечь, переждать некоторое время, перетерпеть, либо вообще уйти в Финляндию, но Шведов был упрям: не все концы в Питере прощупаны, не все дела сделаны…

А дела эти были важные, все до единого, может быть, даже самые главные на этот момент: надо было подобрать команду для нападения на Красина, — жертва обязательно должна быть принесена, «Петроградская боевая организация» должна быть отомщена — это с одной стороны, а с другой — заявить о себе: жива ПБО, мол, жива, и не думает, поднимать лапки кверху, остатки же организации, тех, кто не арестован, нужно собрать, мобилизовать, сориентировать, — это архиважно, как любит говорить вождь большевиков Ленин, и последнее дело — Сердюк, будь он неладен… Должен же кто-то помочь Шведову найти Сердюка. Раз Шведов приговорил матроса к смертной казни, то приговор должен быть приведён в исполнение.

При упоминании Сердюка в заушье Шведову начинало что-то легко давить, словно неведомый человек брал его пальцами за шею и, дразня, мял, мял, мял кожу.

— Сволота! Тля! — ругался он.

Но руганью делу не поможешь — Шведов никак не мог выйти на след Сердюка. Может быть, Сердюка так же, как и других, арестовали чекисты? В это Шведов не верил: арестовать своего, чтобы сохранить — высшая материя, песня, которую чекисты ещё не выучили, к этому они, конечно, придут, но позже, гораздо позже. Сердюк где-то здесь, в Питере гуляет.

Вот только где? Шведов напрягался, взгляд его останавливался, он крутил носом — пахнет ведь следами, одеждой, обувью, потом, мочой этого человека. Да человека ли? Из памяти не выходило лицо Сердюка, сгорбленная от холода фигура, увиденная там на перешейке, на опушке леса после неудачного перехода границы с Германом.

«Эта лягушка жива, а смелого дорогого Германа уже нет, гниёт в земле», — Шведов сжал руки в кулаки. Парик и усы он завернул в узел, спрятал в портфель — за этот реквизит необходимо было отчитаться.

Он даже нашёл фотоснимок, где был изображён Сердюк — матрос с впалыми, будто всосанными внутрь щеками и глупыми тёмными глазами, дознался, что на зимовке его звали сэром. Сэр Дюк — Сердюк, значит, а его приятель Сорока, тоже матрос, фигура не бог весть что — сэр Гей. Сергей, значит. Этот «сэр» два дня назад скончался в госпитале от стреляных ран, завтра его будут хоронить… Но вот где другой «сэр»?

Не ходить этому «сэру» живым по земле, пока по ней ходит Шведов. Он задумчиво поглядел на небо, словно бы определяя, есть там Бог, или нет, а если есть, то почему он ему не поможет? Ведь Шведов единое дело совершает — за Бога борется, за кровь мстит, ищет предателя! Помоги, Господь!

Помог его величество случай — недаром Шведов считал, что родился под везучей звездой. Переодетый под краскома, перепоясанный ремнями, обутый в надраенные хромовые сапоги, к которым были прилажены маленькие серебряные шпорки, он наткнулся на Мишку, узнал его, сразу же вспомнил, как зовут, и остановился, приветливо улыбаясь:

— Ба-ба-ба, вот так встреча!

— Я вас не знаю, — хмуро сказал Мишка, но всё же задержался около бравого командира, окинул его с головы до ног, остановил взгляд на ордене Красного Знамени, пришпиленном к большому алому банту, восхищённо вытянул губы. — Разве я вас знаю?

— А как же!

— Всё понял, — деловито произнёс Мишка, переходя на «ты». «Ты» для него было степенью доверия. — Ты чекист, верно?

— Вот там мы и виделись!

— Помню, помню! — обрадованно вскричал Мишка. От чека у него остались светлые воспоминания; там давали сахар, а сахар Мишка до чека пробовал только два раза, а когда не было сахара, в чай, сваренный из сушеной морковки, бросали маленькие, схожие с мышиным помётом, скрутки, — это был сахарин. Чай от «помёта» делался сладким. — Вы мне, когда приехали в чека, принесли сахару. Целых два куска, вот таких, — Мишка показал, какой был сахар, — синих! Прочных, как камень.

— Вот видишь, — ещё шире улыбнулся Шведов, — память у тебя превосходная!

— Только ордена я у тебя не видел!

— А тогда я его не носил.

— Я не знал, что у тебя есть орден, — пробормотал Мишка неожиданно недоверчиво, и у Шведова ёкнуло сердце: «А ведь пащенок что-то чувствует — явно чувствует! Не спугнуть бы!»

— Есть, есть орден, и раньше был, — лицо Шведова сделалось добрый, тёплым, — ну ты же знаешь, что в чека не всегда можно носить награды!

— Правильно, когда идёшь на задание — нельзя!

— Вот видишь, какой ты сообразительный, — похвалил Шведов. — Орден — очень приметная деталь, по нему издали могут ударить пулей, — Шведов потрогал пальцами бант. — Это же как мишень. А кому охота ходить с дыркой в теле?

— С дыркой? — Мишка засмеялся. — Ну ладно, пока!

Шведов присел на корточки, передвинул на колени сумку.

— Погоди, Миш, не убегай, у меня тут для тебя есть маленький подарок.

— От деда Мороза?

— От деда Мороза, — бездумно подтвердил Шведов, и Мишка снова засмеялся.

— Какой же летом бывает дед Мороз? — сказал он, и у Шведова немного отлегло на сердце, он понял, что паренёк не убежит. Мишка поверил ему, поверил. «Повери-и-ил» — ликующими молоточками отозвалось что-то в висках — и забилось, забилось. Шведов понял, что Сердюк от него не уйдёт.

— Миша! — строго сказал Шведов. — Дед Мороз, конечно, зимний житель, но летом-то он не умирает, он живёт, понял?

— А где он прячется? Как тебя зовут?

— Дядя Боря, — сказал Шведов, — дядя Боря, а фамилия моя — Рыбаков. Понял?

— Так точно! — по-военному ответил Мишка.

— Летом дед Мороз прячется там, где похолоднее, где снег есть, — на севере, например, у океана, — туда уходит. Вот тебе, — он достал из сумки кусок сахара и узенькую заморскую шоколадку в яркой золотистой обёртке. — Бери!

Шоколада Мишка никогда не видел.

— Это откуда?

— Это английский шоколад, я из Мурманска привёз — интервенты там целый склад оставили. Бери, бери, у меня ещё есть! — Ниточка, что протянулась от Мишки к Шведову, была прочной. Дальше ниточка должна потянуться к Сердюку, это Шведов ощущал каждой своей мышцей, каждой костяшкой. — Ну пойдём, я провожу тебя домой, — сказал он, — я не спешу, время у меня есть, посмотрим, как ты живёшь.