Кирилл Левин - Солдаты вышли из окопов…

А на следующий день, расчесав бороденку, наваксив и наярив сапоги до жаркого блеска, пошел он с трепещущим сердцем на съезд. Страшная робость охватила его, когда увидел он множество людей в большом зале со сводчатыми окнами. «Где же Балагин?..» Издали заметив его, оживленно с кем-то беседующего, Рышка бросился к другу и уже не отходил от него.

Съезд открылся. Рышка слушал речи, тяжело вздыхал, многое оставалось ему непонятным. В перерыве его остановил при выходе из зала юркий человечек в очках и спросил, не крестьянин ли он.

— А как же, — важно ответил Рышка, — крестьяне мы и есть.

Юркий человечек сейчас же, ловко подхватив Рышку под руку, увлек за собой, не умолкая говорил ему, что все крестьяне должны быть эсерами, так как только эсеры друзья мужиков, и в пять минут в боковой комнатке «оформил» Рышку: записали его мандат и выдали ему какое-то удостоверение.

«Чего это он на меня набросился?» — с досадой думал Рышка, засовывая в карман эсеровскую бумагу, и, сразу же забыв о ней, возвратился в зал.

Заседание возобновилось. Разные люди поднимались на трибуну, и Рышка старался понять только одно: за мир они, за раздел земли между крестьянами или нет?

Человек с черной бородкой, сидевший на председательском месте, приподнялся и усталым голосом, как будто в десятый раз объясняя непонятливым ученикам простую истину, сказал, что сейчас нельзя еще решать вопрос о земле, что надо ждать созыва Учредительного собрания, которое одно может принять постановление о земле, войне и мире.

— Это как же — опять ждать? — вслух удивился Рышка. — А солдату опять, выходит, в окопах сидеть?

На него оглянулись — одни одобрительно, другие сердито. А он весь накалялся. «Обман, опять обман!» И в это время услышал слова председателя:

— В России нет политической партии, которая говорила бы: «Дайте в наши руки власть, уйдите, мы займем ваше место».

И тут за два ряда впереди Рышки чей-то громкий, уверенный голос произнес:

— Есть такая партия!

Рышка вскочил, посмотрел, кто это сказал.

Приподнявшись со своего места, вытянув вперед руку, стоял плотный человек небольшого роста, с маленькой светлой бородкой. Глухой шум пробежал по залу, а человек, произнесший эти слова, уже шел к трибуне быстрыми, легкими шагами. Одни бурно хлопали ему, другие свистели и кричали: «Долой!» А он, спокойно выждав, пока шум улегся, заговорил. Рышка не разобрался в первых его словах. Но вот услышал, что оратор говорит о грабительской войне, которую надо кончать, о мире, которого не хочет заключать Временное правительство («А-а, не хочет!» — тоненько крикнул Рышка), о народе, которому эта война не нужна. Председатель неистово затряс колокольчиком и объявил, что время оратора истекло.

— Это почему же истекло? — звонкий голос Рышки разнесся по всему залу. — Хоть один человек правильно про войну сказал, а вы ему рот затыкаете!

И весь зал загремел выкриками:

— Продлить время!

— Продлить! Продлить!

Рышка весь трепетал. Этот человек говорил так просто и ясно и как раз то, что ему хотелось слышать, — он все, все понимал!

— Кто он, кто? — спросил Рышка у Балагина, не отрывая глаз от оратора.

— Ленин это… Владимир Ильич!

Когда окончилось заседание, Рышка пробрался к Ленину. Заметив маленькую, коренастую фигуру солдата, Ленин живо к нему повернулся:

— Здравствуйте, товарищ. Вы с фронта?

— Точно так, с фронта… Простите за беспокойство. Вы вот про мир говорили и про бедное крестьянство. Так вот мы это бедное крестьянство и есть… Фамилия — Рышков, Зарайского уезда, Рязанской губернии.

— Очень, очень рад с вами познакомиться, товарищ Рышков. — Ленин пожал Рышке руку.

Рышка сразу осмелел.

— Позвольте узнать у вас, товарищ Ленин, земля без выкупа к нам должна отойти или как?

— Без всякого выкупа!

— Так, так… — У Рышки лучились глаза. — А помещиков куда денете?

— Это вы их денете, товарищ Рышков, куда полагается, — весело ответил Ленин. — Когда власть будет у вас, у народа, вы не станете спрашивать помещиков об их согласии отдать вам землю — ясно, что они добровольно на это не согласятся. Вы силой возьмете землю. Земля должна принадлежать тому, кто ее обрабатывает. Правильно это, как вы думаете?

— А как же иначе? Правильно! — Рышка порывисто схватил Ленина за руку. — Мы ее, землю эту, потом своим вспоили, нам ею и владеть. Только плохо то дело получится: помещики ведь возревнуют, зубами в нас вцепятся.

— А вы их не бойтесь, товарищ Рышков. Все государство, всю власть нам нужно забрать в свои руки, в руки народа, горою стоять за нее, и тогда никто не будет нам страшен. А скажите-ка, товарищ Рышков, — Ленин доверительно коснулся рукой плеча Рышки, — не слыхали, что у вас делается в Рязанской губернии? Берут уже крестьяне помещичью землю?

У Рышки дрогнули губы.

— А разве можно… — запинаясь, спросил он, — землю эту… разве можно брать… нам?

— Обязательно надо брать! — живо ответил Ленин. — Брать и обрабатывать. Нечего вам с помещиками церемониться!

Рышка схватил руку Ленина, сжал ее.

— Спасибо вам за простоту вашу, товарищ Ленин, за правду спасибо!.. Свою власть мы, ясное дело, не выдадим, стоять за нее будем, не на живот, а на смерть!

К Ленину подошли двое рабочих, что-то ему сказали.

— Что же, хорошо! Едемте сейчас же! — ответил Ленин. — Откладывать нельзя!

Они направились к выходу. Рышка, словно привязанный, шел за ними и услышал, что они едут на Обуховский завод, где Ильич будет выступать перед рабочими. Рышка, поборов робость, бочком подошел к Ленину, но горло у него перехватило, и он только смотрел на Ильича.

— А, это вы, товарищ Рышков? — приветливо спросил Ленин, увидев идущего по пятам Рышку. — Я вот еще что хотел вам сказать. Обязательно побывайте у себя в Рязанской губернии, убедите ваших земляков скорее брать помещичьи земли. Там ведь немало ваших фронтовиков, так пускай объединяются деревнями, волостями да вместе и выступают. Винтовок только не бросайте, надо быть на всякий случай вооруженными, сильными, нам надо победить!

Рышка смотрел вслед удалявшемуся Ленину и чуть слышно в нарастающем волнении повторял:

— Надо победить… надо победить!.. И землю брать…

Наступило лето семнадцатого года. Главнокомандующие фронтами доносили о растущем разложении армии. От Балтийского моря до Карпат еще сидели в окопах миллионы русских солдат, однако фронт напоминал гигантское дерево, крепкое с виду, но готовое рухнуть от первого же толчка. Таким толчком и послужило наступление восемнадцатого июня.

Васильев боялся этого наступления и в то же время страстно желал его. Он объезжал полки дивизии, беседовал с солдатами, нарочно выбирая самые неспокойные части, открыто заявлявшие, что воевать не будут. Солдаты слушали его, но когда он начинал говорить о необходимости наступления, одобренного не только Временным правительством, но и Советом рабочих и солдатских депутатов, лица солдат становились строгими. Раздавались выкрики: