Александр Лукин - Операция «Дар»

Подготовительная часть операции возлагалась на Лиду и Майю, исполнительная — на Николая Кузнецова, Николая Струтинского, Яна Каминского и Мечислава Стефаньского.

Ян Каминский и Мечислав Стефаньский были местными подпольщиками, бесстрашными польскими патриотами. В первые месяцы сотрудничества с нами они полагали, что имеют дело с агентами английской разведки и представителями польского эмигрантского правительства. Со временем, убедившись в их непримиримой ненависти к фашизму, в их мужестве и симпатиях к Советскому Союзу, Кузнецов, с разрешения командования, открыл им правду.

15 ноября 1943 года вся боевая группа собралась еще с утра на квартире Яна Каминского. Шли последние приготовления к операции. Кузнецов придирчиво проверял каждую мелочь. Прежде всего — форма. Внимательно осмотрел самого себя в зеркало. В памяти еще живо было воспоминание о том, как при первом выходе в Ровно он привлекал внимание (хотя и не подозрение) всех встречных военных тем, что был в пилотке. Оказывается, пилотку принято было носить лишь на фронте, в тылу же — фуражку, знаменитую немецкую фуражку с высоко заломленным верхом.

Сейчас все в порядке. Мундир не с иголочки, но и не потрепан, хорошо подогнан. На плечах погоны обер-лейтенанта. На груди слева, ниже кармана, — «железный крест» первого класса. В петлю пуговицы продернута ленточка «железного креста» второго класса (при получении высшей награды низшая уже не носилась — только ленточка). Медаль «За зимний поход на Восток». Немецкие солдаты метко называли ее «мороженое мясо». Справа — знак за тяжелое ранение. Разумеется, все — и награды, и звание, и ранения — аккуратно вписано в офицерскую книжку.

Так же тщательно осмотрел он и товарищей. Николай Струтинский уже давно привык к немецкой солдатской форме. Ян Каминский и Мечислав Стефаньский, по-видимому, отлично чувствовали себя в форме офицеров рейхскомиссариата Украины, хотя и облачились в нее лишь полчаса назад.

— Как машина? — спросил Кузнецов Струтинского.

— Отлично выглядит, Николай Иванович.

Вопрос был не праздный. Автомобиль — великолепный, мощный «адлер», который наши разведчики в свое время «одолжили» без обещания вернуть у самого ровненского гебитскомиссара Беера. Разумеется, ее пришлось перекрасить и сменить номер. Сделал это с большим знанием дела наш партизан Василий Бурим.

В 12 часов дня Кузнецов встал. «Пора».

…Разбрасывая колесами ноябрьскую грязь, серый «адлер» вылетел на центральную улицу города. Несколько минут езды, поворот направо, и машина уже на Млынарской улице. Мелькают уютные одноэтажные домики. Прохожих почти не видно — местные жители стараются обойти район, где живет гитлеровское начальство, стороной. Вот и особняк Ильгена, окруженный палисадником. Перед окнами уныло отмеривает шаги часовой с винтовкой за плечом. При виде машины с офицерами он вытягивается в струнку.

Не повернув головы, Кузнецов краем глаза напряженно всматривается в окна. В угловом окне занавеска приспущена до половины. Так уже было и вчера и позавчера. Это условный знак. Лидия сообщает, что операция откладывается.

Сквозь зубы Кузнецов бросает Струтинскому: «Прямо…» Машина летит дальше.

Остановка возле маленького ресторанчика. Здесь, по договоренности, свидание с Лидией в случае неудачи. Кузнецов выходит из машины, остальные остаются.

Через полчаса появляется Лисовская. Впархивает оживленная, веселая.

В их сторону никто даже не смотрит, обычное дело: офицер встречается со знакомой девушкой.

Придвинувшись ближе, Лидия быстро шепчет:

— Генерал звонил — задерживается в штабе. Приедет обедать в четыре. У нас с Майей все готово. Ждем.

Кузнецов облегченно вздохнул. Откладывается, но все же не отменяется, как вчера и позавчера, когда Ильген вообще не приезжал домой.

— Ну, мне пора, — допив свой кофе, Лидия встает, на ходу целует обер-лейтенанта и бежит к выходу, бойко постукивая каблучками модных туфель.

Расплатившись, покидает кафе и Кузнецов.

В машине происходит короткое совещание.

— В городе оставаться незачем, — говорит Николай Иванович, — считать минуты — лучшее средство взвинтить себя до предела, а нервы нам еще потребуются. И крепкие. Едем-ка, друзья, за город!

Мало кто знает, что перед тем, как совершить этот знаменитый в истории Отечественной войны подвиг, герои-разведчики мирно гуляли по осеннему лесу, словно набираясь в общении с родной природой сил и мужества.

…В 16.00 серый «адлер» как вкопанный стал у дома № 3 по Млынарской улице: занавеска на угловом окне была поднята до самого верха!

На этот раз удача явно была на их стороне: двумя минутами ранее из соседнего особняка вышли генералы Кернер и Омельянович-Павленко, ближайшие помощники Ильгена. Встреча с ними могла бы сорвать операцию.

Кузнецов вышел из машины, спросил у вытянувшегося часового:

— Генерал дома?

«Казак» — его фамилия была Луковский — виновато пробормотал:

— Я не понимаю по-немецки, господин обер-лейтенант…

Брезгливо отмахнувшись, обер-лейтенант вошел в особняк. Следом за ним — остальные.

В гостиной навстречу Кузнецову поспешил денщик.

— Господин обер-лейтенант, генерала нет дома, прикажете подождать или передать что… — и замер, увидев внимательный, устремленный ему в живот зрачок парабеллума.

— Не шуметь! — повелительно сказал Кузнецов по-русски. — Я советский офицер, партизан, понятно?

Мясников (такую фамилию носил денщик) все понял и, охнув, опустился без сил на стул. Его мгновенно обыскали.

Из дальних комнат уже спешили Лида и Майя Микота.

— У нас все готово, личные вещи генерала упакованы в два чемодана.

Убедившись, что денщик не способен ни к какому сопротивлению, Кузнецов вышел на крыльцо.

— Эй, ты, — крикнул он часовому на ломаном русском языке, — иди сюда!

— Не имею права с поста, — нерешительно пробормотал тот.

— Быстро, быстро! — уже с угрозой в голосе приказал обер-лейтенант.

Забыв про устав, Луковский поспешил подчиниться. В прихожей, раньше чем он успел что-либо понять, его обезоружили, втолкнули в комнату и усадили рядом с Мясниковым.

Начался обыск квартиры. Карты, фотографии, служебные бумаги, личная переписка тонули в недрах объемистого портфеля. Струтинский быстро облачился в каску и амуницию разоруженного Луковского и занял его место перед крыльцом.

Тем временем Лида и Майя вели идеологическую обработку «казаков».