Павел Хадыка - Записки солдата

Как-то утром в один из летних месяцев 1942 года прибыл отряд немцев. Всех жителей согнали за деревню и стали проверять, кто прописан и в каком доме живет.

Жена, оставив сына с детьми моего брата, стала с дочерью ожидать, что будет дальше. В толпе кто-то сказал, что часть Белоруссии немцы присоединяют к Восточной Пруссии и потому собираются провести паспортизацию всего населения. Что будет после паспортизации, неизвестно.

Проверив документы, всех местных распустили по домам. Жену с дочерью и временно прописанного в деревне кузнеца Ивана Семеновича Жака взяли под охрану.

Жена растерялась. Куда ее поведут? Как быть с сыном? Оставлять в Ворониловичах или брать с собой? А вдруг их расстреляют? Ведь расстреливали же немцы семьи командиров Красной Армии только за то, что их мужья и отцы находились на фронте. Если расстреляют, тогда сын пусть остается у родственников. Позже он расскажет, как и где погибли его мать и сестренка. Жаль, что рядом стоит дочь. Ей только 16 лет. Может, и она осталась бы в живых, если бы ее не брала с собой, когда выгоняли за деревню.

Женщины подняли крик, плач, начали просить немцев освободить задержанных. А более смелые начали собирать подписи жителей деревни под заявлением, в котором утверждали, что муж задержанной — уроженец Воронилович, был учителем, уехал в Минск и там погиб во время бомбежки. Жена с детьми вернулась на его родину. Под заявлением подписались почти все жители деревни. И эту петицию вручили офицеру.

У жены взяли паспорт. Посмотрели, что он выдан в Алма-Ате, но, к ее счастью, прописка на нем была минская. Жену и дочь освободили, но документы не вернули.

Позже по ходатайству брата Александра, за взятку, местные власти выдали жене и дочери, наравне с другими жителями деревни, немецкие паспорта.

В конце 1942 года жена с детьми переехала в Ружаны. Но и там ей пришлось пережить кошмар фашистского «нового порядка».

Она сняла квартиру в доме по улице с названием Свиная. Начала принимать заказы на пошив одежды. Этим зарабатывала на продукты питания.

Жена рассказывала, что народ в тех местах хороший. Близкие и даже дальние родственники, особенно из деревень Байки, Воля, Кулеши, помогали ей всем, чем могли. Кто корзинку картошки принесет, кто крупы или муки даст, а иногда и кусок мяса положит, воз дров привезет. Но особенно мы с женой благодарны моему родному брату Александру Михайловичу, за бескорыстную помощь, оказанную ей и детям в то тяжелое и опасное время.

Но и в Ружанах жизнь моей семьи постоянно висела на волоске. Чаще всех навещал ее мой племянник — сын брата Александра — Николай. Однажды по какому-то подозрению фашисты избили его шомполами.

Взрослое население немцы выгоняли на разные работы. Однажды, работая на вырубке молодой ольхи, маскировавшей подход к деревне, Николай наступил на поставленную кем-то мину. Взрывом тяжело ранило племянника.

Николая положили в местную больницу в Ружанах. Он весь был в гипсе, правая нога в нескольких местах оказалась переломанной, тело обожжено.

Жена часто навещала его в больнице и передавала продукты питания, присланные его родителями. Что могла, приносила и свое.

Больница от ее квартиры находилась недалеко, часто к нему ходили одни дети. Как-то Николай попросил принести ему бутылку холодной воды. На следующий день утром жена, одев сына, вместе с соседским мальчиком отправила его в больницу с водой. Прошло порядочно времени, а мальчики не возвращались. Это встревожило жену. Вблизи дома их не оказалось. Стала искать на других улицах. Вдруг с пустыря до нее донеслись лай собак и приглушенный крик ребенка. Бросилась туда и — остолбенела. Жуткая картина представилась ей.

На пустыре стояла группа немцев, а три овчарки прыгали на пытавшегося подняться с земли, кричавшего диким голосом, нашего ребенка. Жена настолько была потрясена происходившим, что лишилась речи, не могла произнести ни слова. Все в ней омертвело. Не помнит, как добежала до ребенка и отняла его у собак.

Фашисты с громким смехом ушли с пустыря.

Как потом рассказали жене, это оккупанты обучали молодых собак нападать на людей.

Со слезами на глазах жена взяла на руки истерзанного, обезумевшего от страха ребенка и с большим трудом добралась домой. Какой дикий случай! Фашисты не считали местное население за людей. Они убивали, грабили, насиловали.

Жить в Ружанах стало страшно. Но куда податься? Где найти город, деревню или хотя бы дом, в котором можно было бы остановиться и относительно спокойно жить? Вернуться в Ворониловичи не могла — там разместился немецкий гарнизон.

Ушла с детьми в деревню Воля к Михаилу и Адаре Гайдук.

Вскоре жену с детьми взяли партизаны в свой лагерь.

От брата я узнал страшную трагедию. Фашистские изверги полностью уничтожили деревню Байки. 22 января 1944 года они расстреляли 987 стариков, женщин, детей. Среди них и мою сестру Варю, ее мужа Семена, 15-летнюю дочь Лиду и 10-летнего сына Анатолия. В Байках погибло около двадцати моих родственников. На третий день мы с братом посетили могилу безвинно погибших жителей деревни Байки. Я был потрясен этим зверством. У меня не укладывалось в голове, как такое могли совершить люди, считающие себя цивилизованными. Расстреливать детей! За что? В чем был виноват ребенок?

Жертвы фашизма в деревне Байки. Справа налево: Семен Прокофьевич Кава, сын Толя, дочь Лида и жена Варвара (сестра автора).

С тяжелыми впечатлениями возвращался я в свою часть. Все, что видел, для меня, конечно, не было новым. Это было продолжением варварства фашистов, как и в первые дни войны. Я уже видел разрушенные города, пепелища и траурные печные трубы на месте сожженных деревень. В лохмотьях, истощенное, встречало нас население, старческий вид имели дети, освобожденные из фашистской неволи.

Сейчас, в сентябре 1944 года, я увидел свою семью, жену и детей в таком же состоянии, раздетых и истощенных. Они прожили три года на своей родной земле, но под тяжелым гнетом фашистского «нового порядка».

Радовало лишь то, что уже были освобождены Красной Армией советские города и деревни, первыми оккупированные фашистскими головорезами, и война шла за пределами Белоруссии. Каждый понимал, что скоро будет освобождена вся советская земля и война перейдет на территорию тех, кто ее начинал.

Будучи в Минске, Дзержинске, Барановичах, Слониме, Ружанах, я видел уже расчищенные от разрушенных домов улицы, а в Минске даже эшелоны с лесом и кирпичом для ремонта того, что можно было восстановить, хотя бы временно. Еще не было в городах и деревнях нужного количества рабочей силы — все мужчины находились на фронтах, — а работы по восстановлению разрушенного хозяйства уже начались. В Минске бросалось в глаза — на фоне обвалившихся и закопченных дымом зданий, чудом сохранившихся стен возвышался всем хорошо знакомый Дом правительства. Взрыв здания подпольщикам и минерам удалось предотвратить. Огромной разрушительной силы фугасы удалось обезвредить. В Доме правительства уже восстанавливали дверные проемы и стеклили окна. Ремонтировали и другие дома. Жизнь в республике постепенно начинала входить в свою колею.