Юрий Яковлев - Неприкосновенный запас

И его команде подчинились все: погасли прожектора, задвигались люди. Даже поезд послушался его. Остановился.

— Дубль? — оператор вопросительно посмотрел на Карелина.

— Дубля не будет, — сказал режиссер. — Ты молодец, Инга! Сыграла отлично.

— Ничего я не играла, — призналась девочка. — Я просто вспомнила маму…

— Да, да, — Карелин положил на плечо руку. — Ты и не должна ничего играть… Тебя кто-нибудь обидел?

Инга вздрогнула от этого вопроса. Слезы высохли. Девочка исподлобья посмотрела на Карелина и сказала:

— Меня никто не обижает. Никто!

Поезд медленно возвращался на свое место.

— Что я говорила! — радовалась Вика. Она вся сияла, словно режиссер хвалил не Ингу, а ее саму. — Талант! Характер! Можно сказать, фильм в кармане!

Потом они шли по пустому перрону. Вика обнимала девочку и приговаривала:

— Ты у меня молодец! Оправдала. Понимаешь, они сначала хотели Брусничкину. Смешно сказать. Брусничкину! Таких, как Брусничкина, я им каждый день могу приводить. А ты — типаж! Характер! Мы им еще покажем, Инга! Мы еще прогремим на всю страну!

Когда Вика выговорилась, Инга спросила:

— Вы не знаете, когда надо класть морковку в суп, когда закипит или раньше?

Вика удивленно посмотрела на девочку:

— Я никогда не варила суп. Все некогда. На ходу перехвачу в буфете… Зачем тебе суп… с морковкой?

Несколько дней подряд поезд отходил и тут же возвращался. Хоть бы нашелся один такой поезд, который увез бы Веру. Но поезд слушался не начальника станции, а режиссера.

Инга почти не разговаривала с Верой. Смотрела на нее дичком, выпускала все свои ежовые иголки. Она исколола артистку этими «иголками», и однажды в перерыве между съемками Вера вошла в вагон, где отдыхала съемочная группа, распахнула дверь в купе Карелина и сказала:

— Павел, я больше не могу! Ищи другую актрису! Она ненавидит меня. У нас с ней ничего не получится.

— Может быть, ты сама недолюбливаешь Ингу? — спросил Карелин и внимательно Посмотрел в глаза Вере.

— Я расположена к ней. Но у меня не хватает сил. Мне кажется, я бьюсь о каменную стену. Она смотрит на меня враждебно. У нас с ней несовместимость. Ты знаешь, что такое несовместимость? Когда кровь одного человека не спасает, а губит другого… Может быть, попробуем Брусничкину, пока не поздно?

— Ты же знаешь возможности Брусничкиной, — сказал Карелин и поморщился.

— По крайней мере она все сделает как надо. Скажут: «Поцелуй маму», — повиснет на шее.

— Она повиснет, — недобро повторил Карелин. — Но она неестественна. А Инга — личность.

— А если эта личность издевается надо мной?

— Мы, конечно, посмотрим Брусничкину… но не уверен, — мрачно сказал режиссер. И вдруг спросил: — Ты помнишь, как твоя мать вернулась с фронта?

— Помню. Я не узнала ее. Я заплакала.

— Может быть, Инга тоже еще не узнала тебя?

Вера вопросительно посмотрела на режиссера. Но тот больше ничего не сказал. Вышел из купе и плотно закрыл за собой дверь. Вера уронила голову на грудь. В слишком далекое путешествие посылал ее Карелин на поезде, который отходит и тут же возвращается…

Когда мама вернулась с войны, Вере было четыре года и она жила у тети Иры. Она совсем забыла про маму, когда в дом, опираясь на палку, вошла чужая женщина, похожая на солдата. Она прижала Веру к колючей шинели. Вера вырвалась, заплакала и побежала к тете Ире искать защиты. Она так и не подошла к женщине-солдату.

Но когда мама, сломленная усталостью, прилегла на диван и уснула, маленькая Вера опасливо приблизилась к ней и стала разглядывать спящую. Она коснулась ладонью коротко подстриженных волос, погладила грубую мужскую рубашку с завязочками на груди. Вдруг мама стала тихо плакать. Тихо всхлипывая, она плакала во сне. Наверное, ей приснилось что-то страшное. Маленькая Вера растерялась, не могла взять в толк, что делать. Потом она села рядом и стала нашептывать: «Не бойся, я с тобой. Не плачь…» Голос девочки проникал в глубины сна, и незнакомая мама перестала всхлипывать, затихла. Маленькая Вера почувствовала усталость. Прислонила голову к подушке и накрылась шинелью.

Шинель покалывала щеку, как сухая травинка, и от нее пахло перегретым на солнце сеном. От этого тепла в сердце девочки неожиданно оттаял, забился серебряный родник дочерней любви, и она крепко прижалась к плечу матери. И так они спали, закрывшись одной шинелью.

Вагон качнуло. Поезд медленно пополз на свое рабочее место. Вера очнулась и посмотрела в окно. Ей показалось, что она возвращается в родной город после долгого отсутствия.

Перед тем как уехать со съемки, Карелин подозвал Вику.

— Завтра к десяти часам привези на студию Брусничкину, — сказал он.

— Брусничкину? Зачем?

— Это уж мое дело. Ты привези.

— Но ведь Инга талант, личность. Такие девочки на улице не валяются.

Вика пылала. Как будто речь сейчас шла не о посторонней девочке, а о ее близком человеке, которого она любила, верила в него.

— С ней что-то происходит… Но это пройдет. Вот увидите, пройдет… — убеждала она режиссера.

— Посмотрим, — сухо сказал Карелин. — А Брусничкину ты завтра привези.

И он ушел.

Вика стояла одна на перроне, который постепенно из съемочной площадки превращался в настоящий вокзал. Появились пассажиры, носильщики покатили свои тележки. Подали настоящий поезд. А Вика стояла посреди этого людского водоворота, и ей казалось, что идет съемка, большая, бесконечная съемка, а Инги нет.

В тот же день Вика очутилась перед двухэтажным зданием с вывеской «Ветеринарная лечебница».

Она решительно открыла двери и вошла внутрь.

Здесь в коридоре сидели люди с больными животными. Собаки лежали на полу у ног, кошки выглядывали из сумок, ежи сухо шуршали в корзинках. Какой-то старичок держал на коленях клетку с огромным попугаем. Попугай тревожно посматривал по сторонам, и из его тесного горла вырывалось одно-единственное слово: «Табак!»

Вика прошла по коридору и неуверенно остановилась перед дверью с табличкой: «Ветврач Орлов». Дверь отворилась, и оттуда вышла девочка с огромным котом. Она прижимала кота к себе, а лапа у него была забинтована.

— Я с киностудии, — сказала Вика ожидающим и решительно вошла в дверь.

Очередь тихо заворчала.

— Есть такие собачки… карликовые пинчеры, — сказала одна старушка своей соседке. — Такую собачку можно пронести в кармане… С киностудии!

Но Вика уже не слышала этих пересудов, она очутилась в кабинете, где пахло какими-то лекарствами, а доктор сидел, склонясь над столом, и что-то записывал в тетрадь.

Вика остановилась. Доктор не заметил ее появления. Тогда она тихо кашлянула. Потом сказала:

— Здравствуйте!