Вячеслав Демченко - Торпеда для фюрера

— Как, господи?.. — испугалась Настя.

— Ну ты же жена разведчика, ты знаешь, — сбросив гимнастёрку на пол и сунув босые ноги в шлепанцы, Саша зачем-то распахнул застеклённые дверки деревенской работы буфета. — Мы, армейские, «тыловиков» терпеть не можем.

Новик выхватил из-за скромного фарфора бутылку с газетной пробкой.

— Особенно… — выплюнул пробку старший лейтенант Новик, — …когда выпьем. Твоё здоровье…

Хроники «осиного гнезда»

25 июня 1942 г.

— Вижу крейсер, курс норд-норд вест, скорость предположительно 25, — прокричал в микрофон всё тот же «глазастый» Шнейдер-Пангс.

В голосе его, хоть и искажённом аппаратурой, слышалась радость.

Оно и неудивительно: после первой удачи три последующих выхода к Севастополю оказались безрезультатными. Да ещё в прошлый раз, уже на рассвете, когда пришло время возвращаться на базу, откуда-то появились два русских истребителя («ЛАГГ» — опознал, неизвестно насколько точно, Кюнцель, командир «28‑го»). Пришлось отстреливаться и резко маневрировать, уклоняясь от пулемётных очередей. Гремели спаренные «эрликоны» всех трёх катеров; одному из русских пробили крыло, но самолёты, — возможно, расстреляв боезапас, — ушли на восток. Потерь у катерников не было, только пять пуль прошили полубак «40‑го», никого не ранив и ничего серьёзно не повредив, но всё же столкновение оставило неприятный осадок. Хотелось реванша, хотелось показать, что где-где, а в море они — истинные короли.

Крейсер увидели и все остальные. Да и как было не увидеть: приняв их за свой эскорт, с него принялись семафорить.

— Атакуем! — приказал Кюнцель (на этот раз он командовал соединением).

Шнельботы пошли на сближение. Расстояние стремительно сокращалось (катера шли наперерез и выжимали уже почти полные сорок узлов), а посреди едва различимого во тьме летней ночи крейсера всё мигал и мигал сигнальный прожектор. Но, когда до дистанции неотвратимого торпедного удара оставалось не больше тридцати секунд хода, семафор погас, и тут же вспыхнули пламенем полтора десятка дульных срезов орудийных стволов.

Торпеды, по одной со всех катеров, врезались в воду, буквально вскипевшую от разрывов. В одну из торпед, видимо, сразу попал снаряд или осколок; она не сдетонировала, но просто пропала из виду. Два белопенных следа, заметные даже в гуще всплесков и перемежающейся тьме, потянулись к крейсеру, но он, вынужденно прекращая на время манёвра артогонь, заложил два крутых поворота, так что едва не ложился на борт, — и обе торпеды умчались во тьму, в направлении невидимого и недостижимого для них берега.

— Отходим! — закричал в переговорник Кюнцель.

Шнельботы развернулись на полном ходу и помчались в открытое море.

Русский крейсер (как потом узнали катерники, это был, по классификации ВМФ СССР, лидер эсминцев «Ташкент») ещё какое-то время преследовал их, пока тьма не поглотила катера окончательно и вести огонь стало бесполезно [7] На следующий вечер лидер эсминцев «Ташкент», загруженный «под завязку» ранеными и эвакуированными, вырвался из обречённого города. Он вывез, кроме людей, часть полотна Панорамы, гениального творения Рубо. Почти весь переход приходилось отражать воздушные атаки. Мастерство и «чутьё» капитана П. Ярошенко выручали, хотя уже в непосредственной близости от Новороссийска две бомбы всё же настигли корабль. Повреждённый «Ташкент» дотянул до причала и благополучно разгрузился. После ремонта вошёл в строй. .

Туапсе. Лето 1943 г. Штаб КЧФ. Разведотдел

— А всё-таки, будь добр, Георгий Валентинович… — потянулся полковник Гурджава за новой папиросой, хоть и предыдущая ещё не дотлела в пепельнице. — Прорисуй ты мне, некомпетентному, ту генеральную линию, на которой мой командир разведотряда с твоим торпедно-свечным заводиком пересекается, а?

— Линию… — хмыкнул Овчаров. — Тут, Давид Бероевич, где линия, а где такой зигзаг, что башку уследить вывернешь, а то и вовсе пунктир, едва намеченный.

Начальник флотской контрразведки внимательно, словно решаясь нанести средней тяжести должностные увечья, посмотрел на начальника флотской разведки. И всё-таки решился.

— Но в целом картинка такая складывается. Вроде бы, и нечего немцам на том «Гидроприборе» выискивать. Во-первых, и вывезли мы оттуда всё, чуть не до последнего болта. Во-вторых, и рылись они там уже в 41‑м. Прям под веник мели, да ничего не намели. Оно и понятно — после эвакуации да бомбёжки. А тут вдруг такую бурную деятельность развели, что аж не верится.

— Из-за той торпеды, что ли? — нахмурил густые брови Гурджава. — Что уплыла из-под носа секретки? Как её там… «изделие 53–41 ЭТ»?

— «Вьюн», — покачал головой Овчаров. — Они её «Вьюном» прозвали, ну а мы переименовывать не трудились.

— Нашли? Ищут? — попытался прочитать Гурджава на флегматичной с виду физиономии контрразведчика.

— Не нашли и, думаю, что хрен найдут. Уплыла куда незнамо и по какой нужде неведомо. Такая у неё, видишь, конструктивная особенность. — Полковник прочертил по зелёному плюшу стола ребром ладошки замысловатый зигзаг. — Не попала, — всё, пропала.

— Ну и к чему тогда такие нервы?

— Нервничать заставляет то, — главный контрразведчик подпер ладошкой складки подбородка и воззрился на главного разведчика с соболезнующей гримасой, — что инициатором этих, вроде как заведомо безнадёжных, поисков является «Марине Абвер айнзатцкомандо» капитан-лейтенанта Ноймана. А говоря по-человечески: команда морской фронтовой разведки. Не хухры, понимаешь, мухры… — Полковник извлёк вчетверо сложенный блокнотный лист, исчёрканный стенографической скорописью и, опустив на мясистый нос очки, зачитал: — Входит в состав… такое и выговоришь-то только под дулом… «Нахрихтенбеобахтер», — тем не менее довольно запросто воспроизвёл Георгий Валентинович, невольно поднаторевший в немецкой грамматике.

— Вот так-то, если за дело взялись такие сурьёзные фрицы — то неспроста это.

Для сведения:

Разведывательные операции по линии «Нахрихтенбеобахтер» (морской разведки) в прифронтовых районах на черноморском театре боевых действий проводила «Марине Абвер айнзатцкомандо» (команда морской фронтовой разведки), руководитель — капитан-лейтенант Нойман.

Продвигаясь с передовыми частями немецкой армии, команда Ноймана собирала документы с уцелевших и затонувших судов, в учреждениях советского флота, опрашивала военнопленных и добывала разведывательные данные через агентуру, забрасываемую в советский тыл.

Команда собирала разведывательные данные о Военно-морском флоте Советского Союза на Чёрном и Азовском морях и о речных флотилиях Черноморского бассейна. Одновременно вела разведывательно-диверсионную работу против Северо-Кавказского и 3‑го Украинского фронтов, а в период пребывания в Крыму — против партизан.