Геннадий Фиш - Падение Кимас-озера

Мы шли, сделав в снегах после Челки еще один привал. Отряд приближался к Реболам. Антикайнен распорядился обойти Реболы, чтобы приблизиться к деревне со стороны финской границы, откуда нас меньше всего можно было ожидать.

Мы готовились к жаркому бою. Лейно шел по склону к озеру. Я остановил на минутку товарища Лейно.

Мы стояли на склоне, отряд шел по озеру. Я молча смотрел на товарищей, и, перед тем как оттолкнуться палками и пойти вслед за другими вниз по склону, Лейно сказал мне:

— Вот смотрю я на ребят и думаю: если бы я сам не был в отряде, а так, случайно, очутился в эту секунду на этом склоне и увидел наших курсантов, идущих, как сейчас, молча, в этих белых балахонах, в свете луны по льду озера, я бы испугался и, будь человеком суеверным, подумал бы, что идут привидения, тени людей.

И действительно, отряд, идущий в лунном свете по озеру, напоминал процессию призраков.

— Но только твои привидения, Лейно, слишком по-человечески, по-зверски даже, дышат!

Сильные выдохи и вдохи, сопение, какой-то хриплый шопот дыхания нарушали ночную тишину зимнего озера.

Мы шли все вперед. Лейно мне говорил:

— Я уже однажды сделал на лыжах глубокий рейд. Но тогда я был совершенно одинок, и рядом со мной не было ни одной родной души.

Я был захвачен под Выборгом в плен лахтарями и случайно приговорен не к расстрелу — американский журналист присутствовал на суде, — а к десятилетней каторге.

Меня вместе с другими тридцатью тысячами товарищей продавали в рабство в германские колонии Африки [11] В разгар кровавого белого террора финская газета «Уузи Пэива» писала в статье «Как поступить с пленными»: «Прежде всего все начальники разбойничьих банд, мужчины и женщины, как, например, чиновники и служащие красногвардейских социалистических обществ и грабительского управления, убийцы, грабители и лица, причинившие ущерб, должны быть, по закону, приговорены к смерти или заключены в смирительном доме. Выдачи этих лиц надлежит требовать от России, ибо они являются лишь преступниками. Их имеется, вероятно, около тысячи. Всех русских надлежит просто расстреливать, как бешеных собак. Относительно остальных надлежит войти в соглашение с немцами. Германия имеет обширные владения и громадные колонии. Германия нуждается в рабочем люде и может разбросать их по всем своим владениям или колониям, не подвергаясь той опасности, что они смогут распространить яд большевизма среди немецкого населения, тем более, что вначале они не будут знакомы с местным языком». Руководясь подобными рассуждениями, финские «законодатели» выработали на основании сеймового закона проект продажи за границу живой рабочей силы — арестованных революционеров. В обмен Германия должна была снабдить истощенную Финляндию минеральными удобрениями. .

Если бы я уважал законы, то сидел бы и до сего дня в каменном мешке и не пошел бы в этот рейд. Но я уважаю только такие законы, которые помогают бить лахтарей, и поэтому, когда представился случай, я бежал из тюрьмы. Ты знаешь, что в каторжных централах ворота широко открываются только внутрь, и выйти было нелегко. Но я вышел...

Нас, арестованных, переводили в другую тюрьму.

На двадцать человек было четыре конвоира.

Я уже заранее сговорился с товарищами, и они сделали так, как было условлено.

По дороге через лес — в пяти километрах от тюрьмы — два товарища поссорились и начали драться.

В драку ввязались еще двое, — конвоиры бросились разнимать дерущихся. И, воспользовавшись этой суетливой суматохой, я, перепрыгнув через обочину, пустился наутек в лес.

Вдогонку мне раздалось несколько выстрелов, но в сумерках за деревьями не так-то легко попасть. Бежать же за мною конвоиры не решились, боясь, что тогда разбегутся и все остальные арестанты.

Разумеется, я пошел сразу же в другую сторону, а не в ту, куда меня вели под конвоем. Потом я сошел с дороги в лес, изменил направление и снова вышел на дорогу. Я пошел по ней на восток. Шел ночью, спал днем в стороне от дороги. В обочинах было сыро. И однажды на рассвете ко мне подошел ленсман.

— Ваш документ!

— Сейчас... — Я стал делать вид, что вытаскиваю из кармана паспорт, вытащил давно просроченный членский билет союза строителей — я ведь каменщик — и сунул ему под нос.

Он наклонился, чтобы разглядеть, и в ту секунду, когда он читал, наверно, слова: «профессиональный союз рабочих», я изловчился и сделал ему нокаут под нижнюю челюсть. Он не успел притти в себя, — я ведь не стоял над ним, как арбитр, отсчитывая секунды, — как я уже отнял у него револьвер и, одним выстрелом ранив его в ногу, чтобы он не мог побежать за подмогой для моей поимки, оттащил его подальше от дороги.

На сутки по крайней мере он был для меня безопасен. С револьвером я чувствовал себя лучше; этот маузер у меня и по сей день.

— Я предпочитаю наган, — сказал я, ощупывая свой безотказный револьвер.

— Вскоре я встал на лыжи, тоже добытые таким способом, который не поощрило бы благотворительное общество разведения канареек, а судья тем более, и продолжал на лыжах свой глубокий рейд на восток.

Я шел семнадцать дней и перешел границу в Олонецком районе. Дальнейшие мои приключения тебе, Матти, отлично знакомы, но никогда до сих пор я не думал, что проклятые плечи могут так болеть от потертости.

Было уже два часа.

Пришла разведка, несколько разочарованная: по ее словам, в деревне не наблюдалось не только неприятельских крупных сил, но даже постов.

Все это противоречило и нашим предположениям, и показаниям пленных, и желанию уничтожить неожиданным налетом центр.

Да и существовало ли само движение?

Оторванные от всего мира, мы не знали, что в те дни противником у Андроновой горы был почти уничтожен красный батальон с трехдюймовками.

Мы находились в очень глубоком тылу.

Антикайнен решил послать вторую разведку.

Отряд оставался в лесу.

Чтобы не привлекать ничьего внимания, костра не раскладывали. Было очень холодно.

Начиналась карельская таежная вьюга. Снег попадал за шиворот, ветром его швыряло в глаза. Плевок шлепался на снег уже ледяшкой.

За хлопьями бурана в черноте январской ночи в двух шагах нельзя было отличить человека от сугроба, наметенного около ели.

Вьюга заносила лыжный след через несколько минут после того, как он был проложен.

Разведка долго не возвращалась.

В свисте острого ветра мне слышались отдаленные шумы стрельбы. Неужели наша разведка завязла и погибла?

Может быть, мы еще можем спасти ее, а стоим без движения здесь, в глухом лесу, и замерзаем без всякой пользы для дела!

Антикайнен обошел отряд, за ним шел Хейконен. Он сказал мне:

— Если через двадцать минут разведка не придет, мы налетаем на деревню.