Геннадий Фиш - Падение Кимас-озера

Рота Карьялайнена пошла влево. Второй и третий взводы нашей роты стали удаляться вправо.

Мы подошли почти к самому краю склона, ведущего вниз к озеру.

Внизу, на расстоянии полукилометра от нас, на мысу, дымились трубы изб села, мычали коровы, блеяли овцы, кукарекали петухи, от нас же в деревню шла тишина.

Весь путь, который мы проделали, все, что мы перенесли, — все это мы сделали для сегодняшнего боя. Ладно!

Товарищ Хейконен подходит на скрипящих лыжах ко мне. Его валенки потеряли свою обычную форму, как бы расплющившись. Его обычно начисто выбритое лицо поросло щетиной, но голос его попрежнему уверен, и глаза сосредоточенно блестят перед боем.

«Кто из нас переживет этот день?» — думаю я. Как бы там ни было, каждый наш убитый заберет с собою в царство небесное не меньше двух лахтарей.

Товарищ Хейконен подходит ко мне.

— Матти, возьми отделение и отправляйся вперед, надо прощупать положение до конца.

— Слушаю, товарищ командир!

В первом отделении со мной Лейно, Тойво, Яскелайнен и еще четыре человека.

— Слушаю, товарищ командир! — беру я под козырек, скрытый под балахоном и, собрав свое отделение, отправляюсь вперед.

— Осторожно, товарищи, — говорю я ребятам и даю последние указания.

Так мы подходим к скату, к самому краю.

Уже почти совсем рассвело, и снег от рассвета — серый.

Все, что потом произошло, каждую секунду следующего получаса, я запомнил до самых незначительных мелочей на всю жизнь: и неловкие шаги Тойво, вспоминающего, наверное, свой последний спуск с горы, и сверкающие глаза Лейно, и его продранную варежку, из которой нелепо вылезал большой палец, и ноющую боль от глубокой царапины на ладони, полученной во время перехода через Массельгское щельё.

— Вперед! — сказал я и нагнулся немного, приготовившись к крутому спуску.

— Вперед, товарищи! — сказал я и оттолкнулся сразу двумя палками.

И сразу рывок этот вынес меня вперед и понес вниз, вниз по прекрасному снегу, с быстротой, захватившей дыхание, с плавностью легкого планера.

Что может быть лучше быстрого спуска по снежному склону на крепких лыжах?

Я летел вниз. С такого разбега можно было спокойно пролететь по гладкому, ровному месту шагов триста. Так я и сделал.

Лыжи несли меня прямо на деревню по гладкому снегу, по ровному озеру.

Я стоял, уже выпрямившись во весь рост, и тут увидел в ста-полутораста шагах от себя трех вооруженных людей, стоявших у крайних изб (может быть, бань).

Люди эти заметили наш спуск.

Я оглянулся — в десяти шагах позади меня шел Лейно. Остальная шестерка барахталась шагах в двухстах, у самой подошвы склона.

Один собирал разъехавшиеся в стороны лыжи, другой подымался на ноги, стряхивая снег, набившийся за шиворот, в валенки. Все, к счастью, были в балахонах.

У Тойво свалился штык, он его сейчас насаживал на место. Опять, наверное, из-за Тойво эта свалка произошла. И я разозлился на Тойво за дурацкую настойчивость, с какой он вынес весь этот трудный путь, чтобы, может быть, подвести в самую горячую минуту, и на себя за то, что потворствовал этой его глупой настойчивости.

— Лейно, идем вперед, — шепнул я своему верному другу.

Он кивнул мне, показывая всем своим видом, что понимает и серьезность нашего положения и задуманный мною план.

Мы медленно, как в кино при ускоренной съемке, пошли вперед, навстречу лахтарям.

Я вытащил незаметным движением наган и, взяв обе палки в левую руку (в другой — револьвер), держа палки за спиной, медленно продолжал итти навстречу лахтарям.

Сухо щелкнули затворы винтовок неприятельского дозора.

— Кто идет?

— Бросьте ваши штучки, ребята, — сказал я возмущенным голосом, — мы из отряда Риута, в своих не стреляем!

Лахтари держались еще настороженно, недоверчиво и не опускали ружей, взятых наперевес.

Я оглянулся.

Отделение все уже встало на лыжи, и Яскелайнен шел уже по следу Лейно.

Я подумал: «Может быть, этим ребятам известна каждая морда в отряде Риута», и, подходя еще ближе, сказал:

— Нам бы в баню нужно, нет ли у тебя закурить? (Неужели они не узнают нас по штыкам, как старик в Конец-острове?)

Мой вопрос о табаке, однако, разогнал остатки настороженности дозора.

И в самом деле: откуда здесь, в центре белого движения, могли бы появиться красные? Даже предположение такое казалось нелепым.

Лахтарь опустил винтовку, вытащил из кармана кисет и стал его развязывать.

Лейно вплотную подошел к другому лахтарю.

Остальные ребята были уже шагах в семидесяти. На все это потребовалось гораздо меньше времени, чем для того, чтобы отхлебнуть глоток холодного кофе.

Я бросил на снег палки и рукояткой нагана ударил по голове лахтаря. Он зашатался и рухнул наземь.

Лейно приставил острие штыка к груди другого.

Около третьего уже стоял я с взведенным курком нагана.

Ребята были шагах в тридцати. Лахтарям ничего не осталось сделать, как бросить на снег винтовки.

Ошеломленный ударом лахтарь стал шевелиться, приходя в сознание. Он, очевидно, был начальником: в его кармане я нашел хорошенький заряженный полированный браунинг. Я опустил его себе в валенок.

Валенки до того разносились, что браунинг легко соскользнул вниз, едва ли не до самой щиколотки.

— Тойво! — приказал я.

Ребята уже подошли и были немного сконфужены тем, что так не во-время упали.

— Тойво, стереги этих пленных и, смотри, не падай...

И мы бросились вперед.

Надо было произвести панику во что бы то ни стало к моменту комбинированного удара со всех сторон. И вдруг загрохотал, зазвонил во всю мочь колокол кимас-озерской церкви. Он бил, казалось, в каком- то неистовстве.

Неужели набат? Неужели нас открыли и собираются к отпору?

А как же иначе? С чего бы стал понамарь в такую рань, в мороз тревожить себя? Мы открыты.

— Посты у них тут во всяком случае лучше, чем в Реболах, — криво усмехнулся Лейно.

Яскелайнен поставил пулемет на снег у плетня.

Шагах в пятидесяти-шестидесяти от нас шагал отряд примерно человек в двадцать.

Нас было семь.

Я оглянулся и посмотрел на склон, по которому минут пять назад скатывалось наше отделение.

Сейчас развернутой шеренгой, словно на спортивном параде, шестьдесят человек в белых балахонах скатывались вниз по горе, держа ровные интервалы.

Было приятно смотреть на такой спуск, и никто из них не только не свалился, но даже не накренился.

Впереди летели Хейконен и Антикайнен.

И опять послышалось в тишине морозного утра сухое щелкание затворов.

Ребят уже не было видно на склоне. Они, наверное, катились по озеру.

Отряд лахтарей попрежнему шел на нас по улице.

И сразу мы услышали несколько выстрелов у пройденного нами берега, из домов повыскакивали какие-то черные фигуры, и снова, казалось, над всем озером, над окрестными лесами раздался громкий голос оратора нашего, командира нашего, товарища Антикайнена.