Геннадий Синельников - Ах, война, что ты сделала...

Своей дисциплинированностью, ревностным отношением к служебным обязанностям Вы обеспечили поддержание высокой боевой готовности подразделения и части, образцово выполнили поставленные перед Вами задачи.

За добросовестное выполнение воинского долга на войсковых специальных учебных сборах объявляю Вам благодарность и желаю крепкого здоровья, личного счастья, больших успехов в труде по претворению в жизнь решений XXV съезда КПСС, дальнейшему укреплению экономического и оборонного могущества нашей великой социалистической Родины».

Лица пожилых людей светились неописуемой радостью, когда они получали из рук своих командиров эти листки. Огорчало то, что на них не было оттиска соответствующей печати. После построения и до самой отправки многие ходили за своими командирами и просили поставить на грамоту полковую печать. И только когда кто-то из находчивых офицеров сказал, что печати им поставят в военкомате по возвращении к месту проживания, они успокоились. Уезжали домой, бережно пряча дорогие листки во внутренние карманы одежды, поближе к сердцу.

Офицеры полка, провожавшие их до границы, рассказывали, какой тщательной проверке подверглись все при переходе границы. Пограничники тщательно проверяли и изымали все, что было приобретено партизанами в Афганистане: брелочки, цепочки, фонарики и прочие вещи. Все было изъято как контрабандный товар. Для тех же, кто был там, все эти вещи были памятью о пребывании за границей. Стоили они по тем временам копейки, но шуму из-за них на границе было много.

Приписники убыли, а мы остались. Первоначальными задачами командиров подразделений и полка в целом были: проведение доукомплектования подразделений до полного штата, получение недостающей техники и вооружения, имущества, изучение прибывающего личного состава, развертывание партийно-политической работы и другие. Технику, оружие, боеприпасы получали в Кушке. Однажды мне была поставлена задача: убыть в Кушку старшим группы офицеров батальона для получения техники и вооружения на минометную батарею. Попутно передали солдата-узбека, которого необходимо было сдать в военную прокуратуру Кушкинского гарнизона. Против солдата было возбуждено уголовное дело по факту мужеложства.

Всю дорогу, сидя в кузове «ГАЗ-66», он пел песни. На очередном коротком привале я попытался поговорить с солдатом. Сказал, что он совершил гнусный, недостойный настоящего мужчины поступок, что этим он опозорил себя, свою фамилию, родителей. Что ему плакать нужно, а не распевать песни.

— Товарищ старший лейтенант, — перебил меня солдат, — о каком долге вы говорите? Кому я и что должен? Ничего и никому, только своим родителям за то, что они меня родили и вырастили. Вот ради них я и не буду здесь служить. Пройдет время, они меня поймут и еще рады будут, что я так поступил, что я живой остался. Неужели вы не поняли, зачем мы сюда прибыли? Ведь нас пригнали на войну. Да, меня, возможно, и посадят, а возможно, и нет, но в любом случае я через год-другой буду дома. Останетесь ли вы живыми и вернетесь ли домой, никому и ничего не известно.

Я внимательно посмотрел на солдата: маленького роста, какой-то весь зачуханный, грязный, неопрятный. Не верилось, что такой невзрачный на вид, худой, как тростинка, мог что-то совершить с более крепким и сильным сослуживцем. Да и чушь порет какую-то непонятную, точно ненормальный.

Но прошли годы, а я отчетливо помню того солдата и наш разговор, будто это все было только вчера. Тогда я его не понял, как и фразу того продавца на перроне ташкентского вокзала: «Командир, зачем тебе деньги? Ты знаешь, куда ты едешь, а?»

Даже мы, офицеры, не знали тогда еще толком о нашем предназначении на чужой территории. Никто из нас не мог себе и представить, что ждет нас впереди, а этот солдат и многие другие, через какие-то свои каналы связи, возможно, что и каким-то чутьем уже знали, предвидели и искали способы, чтобы уйти от этой войны, уйти даже таким позорным способом. А может, это был их единственный реальный шанс избежать кровавой бойни?

Все чаще и чаще среди личного состава, офицеров и прапорщиков можно было услышать разговоры, что ввели нас в Афганистан обманным путем. Сначала сочиняли небылицы об участии в учениях «Маневры-80», а когда мы уже оказались здесь, стали говорить о том, что мы пришли сюда по просьбе законного афганского правительства выполнять интернациональный долг, оказывать афганскому народу помощь в строительстве развитого социализма. Мы верили в эту почетную миссию и ничуть не сомневались в правильности решения своего правительства, потому что были людьми того, своего времени, когда вера в идею и приказ не могли подвергаться даже сомнению, и уж тем более — неисполнению. К тому же мы были военными, а приказ в армии, согласно всем законам и уставам, должен быть выполнен беспрекословно, точно и в срок.

Непонятно было только одно: если мы пришли сюда законно и с благородной целью, то почему тогда все это делалось как-то тайком, скрыто? Что-то здесь было не так.

Через недели две после отправки «партизан» в Союз наш мотострелковый полк в полном составе на штатной боевой технике совершил марш через всю страну и вышел к южному городу страны Кандагару. Город проходили ночью. Не было ярких огней уличных фонарей и светящихся окон. Кое-где, в основном у перекрестков улиц, горели костры, вокруг которых суетились солдаты афганской армии. Были они в каком-то непривычном для нас обмундировании, с советскими автоматами ППШ, знакомыми нам по кинофильмам военных времен. Многие кутались в цветастые женские платки, пледы и суконные одеяла, наброшенные поверх военной одежды. Черные лица в темноте, при отблеске пламени костров, вносили в увиденное элементы настороженности и какой-то нереальности.

— Можно на аборигенов посмотреть? — попросил сержант командира батальона, вылезая из люка бронетранспортера.

Я и сам смотрел на афганцев, как на представителей какой-то невиданной ранее цивилизации. Мы знали, что в Афганистане феодальный строй, что здесь все не так, как у нас, но продолжали удивляться увиденному и размышлять: как можно в такой нищей стране построить развитой социализм? Это сколько же нужно вложить денег, чтобы добиться хоть малейшего результата. А ведь в нашей стране своих нерешенных проблем хватает…

Пройдя километров 15–20, встали на ночлег. Стали на местности рассредоточивать технику, проверять личный состав, оружие, как вдруг из включенного кем-то транзисторного радиоприемника раздался голос диктора зарубежной радиостанции. Он сообщал, что в город Кандагар вошел советский мотострелковый полк. Назывались фамилии некоторых командиров подразделений, бортовые номера БТРов, танков. Мы, что называется, офонарели. Ничего себе оперативность? Когда же они успели нас так быстро рассекретить? — удивлялись мы.