Нгуен Нгок - Страна поднимается

Он вырос в Баланге. Десяти лет от роду пошел с земляками гнуть спину на француза. Надсмотрщик бил его, он огрызался, потом убежал в горы. Когда ему стукнуло двенадцать, услыхал он: в деревне Конгхоа есть человек по имени Нуп, который бьется с французом; решил отыскать его, да только не ведал, куда идти. Спросил у Кхыу, самого лучшего из людей Баланга.

— Да, правда, — ответил тот, — брат Нуп из Конгхоа и впрямь здорово бьется с французом.

— А почему же, — снова спросил Са, — ты не уходишь к Нупу? Не бьешься с французом?

Кхыу — он в это время мыл голову маленькой своей дочери — сказал:

— На мне вон и старики — отец с матерью, и дочка. Это бремя держит меня как камень, привязанный к йогам. Нет, не уйти мне из деревни. Воевать вместе с Пупом — значит терпеть лишенья и беды. Дочке моей не под силу такое…

Когда объявился в лесу Тхе и установил связь с Кхыу, Са ходил вместе с Кхыу в лес встречаться с братом Партийцем, а потом и вовсе остался у Тхе в лесу, не захотел покидать его. В этом году Са исполнилось восемнадцать лет. И вот уж месяц, как он стал связным между Нупом и Тхе. Из всех людей Баланга лишь одному Са указал Нуп потаенную дорогу в Конгхоа. И Са не обмолвился о ней ни единой живой душе, даже Тхе. А брат Тхе так и остался в своем лесном шалаше. Если ему надо было встретиться с Нупом, Са тотчас отправлялся в Копгхоа… Как раз нынче утром Тхе попросил Са сходить за Нупом. Са обернулся очень быстро, привел Нупа, и вот они все трое сидят в шалаше. Са, открыв маленькую записную книжку, выводит в ней буквы и слова, которые Тхе показал ему прошлым вечером. Нуп, подперши рукой подбородок, следит за каждым движением его руки. Дождавшись, покуда дрожащие пальцы Са вывели на бумаге ровный кружок, Нуп спросил:

— Слушай, Са, давно ли браг Тхе взялся учить тебя? Вон ведь как пишешь!

Са, подняв голову, улыбнулся:

— Да уж пятый день пошел. Только я туго соображаю.

Тхе — он что-то ищет, наклонясь над своей холщовой сумкой, — говорит, не поворачивая головы:

— Нет-нет, он молодец, быстро все схватывает. Еще два месяца, и читать будет…

Пуп снопа глядит на Са. Он вспоминает собственную свою юность. И радуется за Са, чувствуя, как душу его переполняет теплота и нежность к обоим — Са и Тхе.

— Ничего, — говорит Тхе, — скоро и ты, Пун, выучишься грамоте.

— Стар я, — смеется Нуп, — мне этой премудрости не одолеть. Научиться бы хоть как следует бить француза.

Ежели припомнить последний месяц, то он каждые три или пять дней приходил сюда, в лес Баланг, повидать Тхе. И день ото дня все яснее видел: Тхе очень похож на Кэма. Всякий раз он понемногу посвящал Тхе в дела своей деревин Конгхоа. И Тхе при каждой их встрече рассказывал ему что-нибудь новое. Кто, как не Тхе, вразумил Нупа: надо вырубать лес и очищать поля сообща, всей деревней. Раньше ведь каждый усердствовал на своем поле. Люди посильней, посноровистей бывали сыты. А старым да хворым или вдовицам с сиротами под силу ли возделать доброе поле? Вот и приходилось в конце года голодать — соберут им люди рису или кукурузы, помогут малость, только на всех ведь не напасешься. А теперь работают вместе, всем миром. Разбился народ на артели — в каждой и силачи есть, и кто послабее. Сегодня всей артелью рубят иль выжигают лес на поле одной семьи (или, как говорится, для одного очага), завтра — валят деревья, жгут валежник на другом. Работа спорится, поля, какое ни возьми, возделаны превосходно, еды каждой семье хватит до конца года. Сейчас уж, если в делах деревенских случится загвоздка, Нуп сам идет за советом к Тхе, и тот всегда находит наилучший выход.

Наглядевшись, как Са выводит свои прописи, Нуп оборачивается и смотрит опять на Тхе. Он знает: Са всегда вместе с Тхе, как тень; он и ночует здесь, в лесу, а днем промышляет в ручье улиток в раковинах, крабов, рыбу и потчует Тхе. Почему-то вдруг Нуп вспоминает, как земляки то и дело твердят ему: «Пора, давно пора привести Тхе. Чего ты все тянешь да откладываешь?» И решает: ладно, вот высадим рис, и Тхе придет в Конгхоа, пусть народ поглядит на него.

Но самому Тхе он пока ничего не говорит.

Тхе и Пун вдвоем выходят из шалаша и усаживаются под огромным деревом кэпонг. Длинные толстые ветви его, обросшие пучками длиннющих листьев, точно руки исполинского гиббона тянутся вниз, к ручью, поплескаться в прозрачной воде.

Сегодня Тхе заводит речь вот о чем: деревня Конгхоа не должна больше уходить с обжитого места. Пуп, широко раскрыв глаза, глядит на ветви кэпонга.

— Да нет, Тхе, поверь, народ Конгхоа вовсе не по своей воле кочует по горам. Но, оставаясь на одном месте, нам от француза не отбиться, он нас тогда одолеет. Ведь камнеметы, ловушки с шипами, луки-самострелы — все оружие наше хорошо лишь по первому разу. Сила его — внезапность. В другой раз французу все уже известно, снова его не сразить. Он пошлет самолет с бомбами, а от них никуда не скроешься. Вот люди Конгхоа и бродят по лесу, как дикие звери, — нынче в этой чащобе, завтра в другой…

— Ну, а с полями как же? — спросил Тхе.

— Тут ничего не поделаешь, — протяжно вздохнул Нуп. — Если уходим недалеко, возделываем старые поля. А заберемся подальше — значит, землю бросай. Нынче по всем склонам Тьылэй не счесть делянок, покинутых моими земляками. Говорят, будто мы, бана, не привязаны к своим полям. Неправда это! Каждое поле щедро полито нашей кровью и потом… Сами горюем, но что поделаешь!

Тхе оборвал лист с ветки, не спеша разорвал его пополам, потом — на четыре части, на восемь, скомкал, бросил наземь и отряхнул руки.

— Дядюшка Хо, — сказал он, — учит: только с доброго поля сыт человек, голодному не выдержать долгой войны, не осилить французов. А если все время бросать поля, сыт не будешь. Надо найти способ удержаться на одном мосте, бить врага, возделывая старые свои земли, и никуда больше не убегать…

— Разве есть такой способ?

— Есть… Надо, Нуп, переиначить весь деревенский уклад.

— Как это — переиначить?

До вечера Тхе толковал с Нупом о том, как перестроить жизнь в Конгхоа, сделать ее настоящей деревней Сопротивления и больше не уходить от врага. Перво-наперво надо создать отряд ополченцев; потом построить в недоступном месте тайные дома-убежища, еще одну потаенную деревню в чаще леса, спрягать в тайниках рис, проложить скрытые троны — но ним старики, женщины, дети смогут уйти при приближении француза. Надо ставить еще больше ловушек с шипами, получше охранять подходы к деревне…

Под вечер, собираясь домой, Нуп достал из заплечной своей корзины тыкву-горлянку и протянул ее Тхе.

— Что это? — спросил тот.

Пуп, поставив флягу на землю рядом с валуном, сказал:

— Здесь, в тыкве, пчелиный мед. Раньше у нас жил брат Кэм и ел мед. Деревня Конгхоа знает, люди из племени кинь любят пчелиный мед, и посылает его тебе в подарок.