Николай Куликов - Русский диверсант абвера. Суперагент Скорцени против СМЕРШа

Далее обсуждение длилось не более пятнадцати-двадцати минут — все понимали, что время для разговоров закончилось и пора приступать к практическим действиям. Когда высокие чины, а с ними и остальные участники оперативного совещания покинули кабинет, в нем задержались на несколько минут майор Миронов и капитан Горячев.

— Вот что, Николай Петрович, — обратился к майору Горобец, — я выезжаю на место через час, со мной будет лейтенант Горохов. Вам с капитаном прибыть на полуторке к двенадцати ночи с бойцами охраны и задержанными агентами. Рацию тоже возьмите. Все ясно?

…Ровно в два часа ночи на лесной поляне были зажжены сигнальные костры: три по прямой «север-юг», как сообщалось в радиограмме абверовскому разведцентру. Самолет противника не заставил себя долго ждать; сначала на земле услышали нарастающий гул, а потом в свете луны в разрывах облаков показался и сам «Юнкерс», идущий с запада на снижение. Это был критический момент: если радист Ярыгин все-таки обманул и сумел подать в радиограмме сигнал тревоги — из самолета вместо ожидаемого десанта могли посыпаться осколочные бомбы! Такие случаи бывали; но сейчас, кажется, обошлось: уже в первый заход самолета в небе показались грузовые парашюты — немцы сначала десантировали снаряжение. Во второй заход прошла выброска людей, и вскоре над поляной раскрылось еще шесть куполов. Вот тут, как назло, луну затянуло густыми облаками и стало совсем темно: поэтому смершевцы вовремя не заметили седьмой парашют. Тем более из текста немецкой радиограммы следовало, что надо ждать только шестерых агентов. Позже с одного из постов доложили, что после второго захода самолета в стороне от поляны приземляется седьмой парашют (с грузом или человеком — не видно) и его относит за кольцо оцепления. Как руководитель операции Горобец принял решение: чтобы не спугнуть основную группу, никаких передвижений бойцов, а тем более поиска и преследования пока не производить…

Когда шестерка агентов один за другим приземлялась на поляне, их встречал Петр Раскольников; в его сотрудничество контрразведчики уже верили и «сюрпризов» от него не ждали. Раскольников деловито залил костры дождевой водой из канавы на краю поляны, потом прокричал пароль и подошел к десантникам. Они уже успели отстегнуть и собрать парашюты и теперь, настороженные и с оружием на изготовку, сгруппировались в центре поляны.

Смершевцы не слышали, о чем они говорили со встречающим, но было видно: агенты очень возбуждены и сильно нервничали — один из них вдруг схватил Раскольникова за ворот, что-то прокричал ему в лицо и толкнул так, что тот повалился на землю, потом вдруг дико заорал:

— Гады! Волки позорные!

Да так, что всему оцеплению было слышно. И сразу открыл огонь из автомата — сначала в Раскольникова, потом по периметру поляны. За ним беспорядочной стрельбой отозвались остальные десантники и попытались начать отход в сторону лесной опушки.

«Вот ведь сволочь уголовная!» — успел подумать Миронов, услышав «феню»; немцы не брезговали и такими подонками и активно вербовали для забросок на советскую территорию.

В ответ на огонь вражеских агентов зазвучали выстрелы со стороны красноармейцев, и завязался жаркий бой. Не исключено, что кто-то из парашютистов еще с воздуха заметил засаду, а может быть, они что-то почувствовали в поведении Раскольникова, «раскрыли» его (или он сам «раскрылся» — пока об этом можно было только гадать). Окруженные абверовцы вели упорный бой: они были прекрасно подготовлены и вооружены, не желали сдаваться и даже пытались организовать круговую оборону. К счастью, развернуть рацию им не удалось: вместе с радистом ее разнесло первым же выстрелом из миномета. С немецкого самолета, скорее всего, бой не увидели — когда он начался, «Юнкерс» был уже далеко. Самое поганое обстоятельство обнаружилось позже, когда оперативники нашли седьмой (не грузовой!) парашют и поняли, что один агент-парашютист все-таки ушел! Дело усугубилось тем, что пятеро из шести десантников, окруженных на поляне, были убиты, а шестой тяжело ранен и находился без сознания — то есть некому было сообщить хотя бы приметы исчезнувшего «Седьмого», как его мысленно окрестил Горобец.

Подполковник пребывал в самом скверном настроении: организовать немедленное преследование не удалось, служебные овчарки след не взяли — видимо, была насыпана какая-то дрянь. Плюс ко всему среди личного состава обнаружились потери после боя: был убит сержант, а два рядовых бойца тяжело ранены. Утром, когда усталые контрразведчики вернулись в отдел, состояние у всех было подавленное…

К десяти утра в кабинете Горобца остались двое: сам начальник отдела и его заместитель Миронов. Остальных оперативников, задействованных в ночной операции, в том числе Горячева с Гороховым, отправили отдыхать до двенадцати дня — больше не позволяла оперативная обстановка. Надо было организовывать и проводить розыск сбежавшего вражеского парашютиста. Кстати, он уже фактически начался, и сейчас именно эту тему обсуждали офицеры.

— Говорил с генералом Орловым. Мне приказано в самой категоричной форме: любой ценой разыскать и захватить вражеского агента! Живым или мертвым! — Горобец подошел к окну, с минуту молча смотрел куда-то на улицу, потом повернулся к майору. — Сказал, что дает трое суток, — в случае невыполнения отвечу головой, вплоть до суда военного трибунала!

— Ориентировки уже разосланы райотделам милиции, военным комендатурам и органам госбезопасности по Смоленску и области. Обращено особое внимание линейных отделов НКВД на железнодорожном транспорте. Наши оперативно-разыскные группы, усиленные внутренними войсками, уже осуществляют патрулирование вероятных направлений ухода вражеского агента из квадрата 72. На дорогах выставлены посты, а также…

— Прекратите, майор! Вы не на ковре у высокого начальства, а мы-то с вами понимаем: опытный абверовский агент — а мы не должны считать, что противник глупее нас, — без труда обойдет эти наши посты и патрули! Посмотри на карту, Николай Петрович, — тут сплошь глухие леса! Нам неизвестны ни приметы разыскиваемого, ни цели заброски этой группы! Лично у меня сейчас вся надежда на оставшегося в живых парашютиста. Кстати, ты звонил в госпиталь — его ведь туда увезли?

— Так точно, Юрий Иванович! Он по-прежнему без сознания, но с ним попеременно дежурят двое толковых ребят-оперативников и, если заговорит, сразу дадут знать!

Горобец, который на протяжении всего разговора продолжал стоять у окна, устало присел на стул и покрасневшими от бессонной ночи глазами посмотрел на майора: чувствовалось, что истекшие двое суток и особенно прошедшая ночь изрядно его вымотали.