Мануил Семенов - Удалой человек

Умолк автомат, кончились в диске патроны. Тут уж Кушев решил по-настоящему, сам встретить немцев. Прицелился да как хлестнул по фашистам свинцовой очередью! Попадали немцы. Стонут раненые, кричат. А Кушев по ним еще и еще. Всех покосил. Видит, что работа его закончена, взвалил пулемет на плечи и в тыл к своим стал отползать.

Тускло светила керосиновая коптилка. Не в силах была она рассеять скопившейся в углах темноты. У стола сидели полковник и Кушев. Перед ними карта. Красным карандашом отмечал Кушев на карте места, в которых он пулеметы немецкие заметил.

— Молодец сержант, — похвалил полковник Кушева, — задание выполнил на «отлично», — и, обратясь к связному, сказал: — Вызвать ко мне командиров.

Рано утром завязался бой. Немцы оборонялись упорно. Но верх взяли советские бойцы. Сведения, которые принес Кушев, им очень помогли. Они уничтожили сначала пулеметчиков, а потом стали выбивать пехотинцев. Не выдержали немцы атаки, побежали. Много их убитых и раненых осталось в Каменке.

Когда кончился бой, пошел Кушев свой автомат разыскивать. И нашел. Висит он на ели цел-целехонек, только инеем покрылся. Этот автомат и сейчас служит сержанту Кушеву верой и правдой.

На фронте затишье. По ночам нет-нет да завоют минометы, заухают пушки, затарахтят пулеметы, и тогда завозятся люди, забегают. А потом опять все смолкает.

До утра лес освещается ракетами, на снегу хоть газету читай. Но ракета не снаряд, ракета пошипит и погаснет, от нее вреда никакого. Если хочешь подобраться к блиндажам немецким, тебе и свет ракет не помешает — закутайся в белый халат да поглубже в снег зарывайся, можешь не беспокоиться, не заметят немцы. И проходит ночь без событий и происшествий особых. А днем совсем тихо. Сидят бойцы в блиндажах, чистят оружие, обмундирование чинят, переговариваются. Но когда живешь с другом в землянке долгие дни и недели, разве не переговоришь с ним обо всем: и о доме, и о немцах, и о войне? И вот заскучали бойцы, живого дела ждали...

Кушев человек тихий, нетребовательный, а и то загрустил. Может быть, он не стал бы скучать, потому что каждый день на работе интересной — в разведку ходит, но вот из-за друзей своих, бойцов, ему и самому стало скучно. Придет в землянку, посмотрит на их унылые лица и скорее прочь уходит.

Редко кто видел, чтобы Кушев смеялся, не такой он, все больше молчит, думает. Наверное, это привычкой стало у него от разведки, ведь там много не наговоришь. Но зато веселых людей сержант любил: как услышит где смех, подойдет сбоку и слушает. Если и улыбнется, то так робко, что никто не заметит. А теперь вот давно не слышно веселой шутки, скучают в блиндажах...

Рано утром Кушев подошел к землянке, где штаб помещается, и спросил у связного:

— Можно мне к полковнику?

Связной посмотрел на Кушева неодобрительно: и чего, мол, такую рань поднялся, — потер порозовевшее от мороза ухо и сказал нехотя:

— Погоди, узнаю.

Скоро дверь землянки распахнулась, и невидимый в клубах пара связной проворчал:

— Иди, что ли.

Полковник сидел за бумагами и поздоровался с Кушевым довольно рассеянно.

— Посиди, разведчик, я тут занят немного.

Потом, не отрываясь от бумаг, спросил:

— Ну, что у тебя?

Кушев встал, ремень поправил.

— Да вот, как сказать, скучают бойцы немного...

Полковник, углубленный в свои занятия, машинально повторил:

— Да, да, скучают, это верно.

Потом повернулся к Кушеву:

— Скучают, говоришь, мил человек? Да что ты ко мне с этим, иди, пожалуйста, к комиссару, он, кажется, патефоны получил.

— Дело, как сказать, такое, — несмело возразил Кушев, — что вам доложить надо...

Полковник отложил бумаги в сторону и сказал нетерпеливо:

— Ну, докладывай скорее, короче и, пожалуйста, без своих «как сказать», у меня дела сейчас по горло.

Неизвестно, о чем докладывал Кушев командиру полка, но когда беседа кончилась, полковник проводил Кушева до двери и на лице его сияла довольная улыбка.

Говорят, ночь — спутница одиноких, ночь — помощница всех, кто прячется, кто ищет уединения, она укрывает от нескромных взоров тайну всех секретных и загадочных дел.

Кушев любил ночь. Он любил углубляться в свои думы, любил бодрствовать, когда все спят, любил проходить там, где днем нельзя высунуть носа. Ночь была его стихией.

Лыжи скользили с легким скрипом; чуть-чуть талый снег покорно расступался по сторонам. В эту ночь Кушев, кроме автомата, захватил с собой топорик, лопатку и сумку, набитую какой-то рухлядью. Итти было тяжело, ко Кушеву не привыкать стать.

Вот и опушка. Высокие сосны, безмолвные сторожа, обступают полянку полукругом. Днем на этой подковообразной поляне сверкающий снег слепит глаза, а сейчас здесь тихо и темно, луна надежно укрылась за облаками. Когда-то на поляне располагалась наша батарея, но немцы пристреляли поляну, и батарею пришлось перенести. Лишь кое-где под снегом и сейчас заметны бугорки старых окопов.

Кушев сбросил мешок, снял лыжи и взялся за лопату. Нарезал ровные снежные кирпичи и уложил их в одно место. Маленькая саперная лопата в его руках выглядела игрушкой. Груда кирпичей росла и росла...

Жарко стало Кушеву от возни со снежными глыбами, сбросил он полушубок, остался в одном ватнике. Еще успешнее пошла работа.

Что же он строил? Ровные кирпичи ложились в ряд. Это стены. В задней стене, что была обращена к лесу, сделал проход — дверь. Стены поднялись почти в человеческий рост.

Тогда Кушев отложил в сторону лопату, взял топор и на лыжах отправился в лес. Скоро он вернулся с тонкими жердями на плечах. Он уложил их через ровные промежутки и забросал хвоей. Сверху наложил комья снега. Крыша была готова. Не собирался ли Кушев здесь жить?

И впрямь, Кушев вынул из мешка погнутое старое ведро, бутылку с какой-то жидкостью и полез в свою хижину. В передней стене, сбоку он осторожно пробил отверстие — окошко. Если посмотреть со стороны, то видно было, как из окошка высовывалась труба, вероятно стереоскопическая, какими снабжаются наблюдатели. Да это блиндаж для разведчика-наблюдателя — вот что соорудил Кушев!

Между тем разведчик снова выбрался наружу и напряженно стал всматриваться в сторону немцев. Там было тихо. Тогда Кушев надел полушубок и начал не спеша собирать разбросанные по снегу инструменты.

Медленно наступал рассвет. Тени деревьев побледнели, величавые сосны резче выступили на фоне посветлевшего неба. Кушев набил табаком трубку, с наслаждением затянулся и снова полез в блиндаж. Он не показывался одну-две минуты. Потом вышел оттуда, прикрепил лыжи и быстрыми шагами удалился в лес. Для кого же построил Кушев блиндаж? Уж не для немцев ли? Угадали, для них!