Михаил Федотов - Разведка продолжает поиск

Правда, спал недолго, но проснулся бодрым, вроде вовсе и не больной. Несколько дней кряду приходил к тому муравьиному стожку возле солнечной полянки. Так вот и до сих пор не знаю, почему ко мне вдруг пришла бодрость и начали постепенно «оттаивать» обмороженные ноги. Может, причиной этому явились весна с ее ярким солнцем и многоцветьем или постоянные «ванны» у муравейника, или мази, которыми каждый день натирала мои ноги сестра? А возможно, повлиял на мое выздоровление, как сейчас говорят, психологический фактор: через неделю из наших мест должна была уйти группа Евгения Крахмалова (из Сиротинской бригады, позднее — имени С. М. Коротника), отбившаяся во время блокады от своих отрядов. С ней собирались отправиться и последние знакомые ребята из окрестных деревень. Что тогда делать мне, одному?..

Солнечным утром в конце мая 1943 года мы вышли в путь. За плечами вещмешки, под завязочку набитые нехитрой домашней провизией, сменным бельем и прочей мелочью, так необходимой в партизанской жизни. У каждого — винтовка или автомат, тщательно почищенные и смазанные. Правда, с патронами было худо: ушли запасы на последние засады и небольшие операции.

Уходили из родных мест, а настроение у всех бодрое. И если бы в ту минуту кто-либо сказал, что некоторые из нас уже больше никогда не увидят своих отцов и матерей, братьев и сестер или вернутся сюда израненными и калеками, мы поверили бы не сразу, хотя видели уже немало смертей и увечий. Молодость брала свое. Мы были оптимистично настроены, каждый надеялся, что он вернется живым.

На все голоса заливались птицы, высоко в небе описывали медленные круги вернувшиеся аисты, пробовала свой голос невидимая кукушка. Партизаны торопливо и беспечно шагали по лесной дороге. Пожалуй, особо спешить и не стоило: всего восемь километров до бочкановского леса — места сбора бригады имени В. И. Ленина. В ее состав к этому времени вошли некоторые отряды Сиротинской бригады. Торопились ребята потому, что соскучились по своим друзьям-товарищам, не терпелось встретиться, узнать новости, слиться в большое формирование и продолжать борьбу с врагом. Ну а беспечность — то, что шагали без всякой разведки и дозора, громко разговаривали и смеялись, — тоже вполне объяснима. Лес, куда мы направлялись, хотя и небольшой, но недоступный для гитлеровцев. Он располагался в треугольнике Ровное — Козьяны — Волотовки. Вражеские танки, машины и даже пехота не могли войти в него, потому что со стороны деревень Ровное, Стариновичи и Волотовки его отрезали непроходимые болота. В этом месте командование бригады собирало свои силы, разрозненные в кровопролитных боях весной 1943 года.

Весело шагали ребята — шутили, смеялись. Нина, сестра моя, шла впереди меня, изредка оглядывалась. Я тут же принимал бодрый вид, улыбался ей: дескать, все в порядке, шагаем, сестричка! Ей-то что: во-он с той, пусть и тощей, санитарной сумкой через плечо с радостью примут в любой отряд. Меня, конечно, тоже примут: все-таки знакомых ребят много. Но я хочу к разведчикам. В своей бригаде меня знали, мне верили — там обязательно опять попал бы к тем, с кем дни и ночи вел нелегкий поиск. Среди «чужих» — я не раз убеждался в этом — попасть в разведчики не просто. Допустим, Евгений Крахмалов упросит бригадное начальство направить меня в разведку. Но ко мне станут долго присматриваться да приглядываться: какой я человек и товарищ, и боец, и каков «нюх» у меня. По себе знаю: пока не определишь, что собой представляет новичок, не возьмешь его в разведку. Это и понятно: рядом должен быть надежный человек, который готов, не жалея собственной жизни, драться за тебя, а ты — за него. Такая «притирочка» длится не один день…

Шумно было в лесу под Бочканами в тот день, да и не тише на следующий. Горели костры, сидели и ходили группами партизаны, здоровались, обнимались, будто не виделись годы. У костров пекли картошку, готовили какое-то варево в еще не закопченных котелках, чистили оружие. У всех одежда и обувь подогнанные, аккуратно залатанные. Хотя ребята и не сидели без дела в эти весенние дни, но каждый, уходя из родных мест, постарался привести себя в порядок.

Нашу группу тоже встретили, как близких, дорогих друзей, оставшихся в живых. Нашлось и немало знакомых. Они интересовались, где был в партизанах, как прошли блокадные дни, чем занимался в начале весны. Я предусмотрительно, да и не хотелось людям портить доброе настроение, умалчивал о том, что впервые за длинные-предлинные дни и ночи смог преодолеть на своих ногах эти восемь километров.

Отвыкшие от такой дороги, нетренированные ноги все же ныли. Но я торопил Евгения Крахмалова: хотелось скорее определиться.

Шалаш комбрига стоял чуть в стороне от других. Возле него не сновали партизаны, не горели костры.

Каждый понимал: командование бригады занято важным делом — собирает в одно целое все свои мелкие группы, разбросанные в период тяжелой блокады в разных местах.

У шалаша на чурбанах сидели двое. Крахмалов по всей форме попросил разрешения обратиться. Поднялся человек в военной гимнастерке, перекрещенной новой портупеей. Стройный, подтянутый, свежий воротничок на уже загорелой шее — по всему видно, кадровый командир. Это был комбриг Николай Александрович Сакмаркин.

Евгений доложил о прибытии группы и добавил, что с ними пришли также двое из бригады Марченко, просят принять в отряд — брат и сестра Федотовы.

Как только Крахмалов назвал нашу фамилию, человек, который до сих пор сидел спиной к нам, вдруг обернулся и тотчас же вскочил с чурбана, шагнул ко мне — среднего роста, плотный, с добродушным лицом.

— Добрый день, Миша! Значится, жив-здоровенек?!

Это был Антон Владимирович Сипко — комиссар бригады, довоенный председатель Сиротинского райисполкома. Будучи подпольщиком, я не раз ходил к нему на связь. И теперь вот встретились!..

— Ноги в блокаду обморозил, да почти что отошли, — ответил я, обрадованный такой встречей.

— Николай Александрович, — по-прежнему не отпускал моей руки комиссар бригады, — принимаем его без всякого-якова! Кем был, Миша?

— В разведке, политруком.

— Совсем отлично! — шумно радовался Антон Владимирович. — Пойдешь в первый отряд, там тебя комиссар Семенов определит.

Поговорили еще минут десять, вспомнили подполье, старых знакомых. Но тут, запыхавшись, прибежал посыльный, бригадный разведчик. Видно, дело было срочным, и Сипко отпустил нас. Он сразу же обратился к Крахмалову:

— Женя, ты знаешь, где Фидусов с ребятами расположился. Отведи Федотовых к нему.

Антон Владимирович, как я понял позже, всех, кто был моложе его, называл только уменьшительно-ласкательным именем. Мы же его считали (вот уж зеленая молодость!) пожилым — это в тридцать-то пять лет…

Читать дальше