Михаил Федотов - Разведка продолжает поиск

И вспомнилось, как настойчиво просилась она к нам в разведку. Бывало, сходит в Уллу (там жили родственники), принесет сведения и снова за свое:

— Ну, теперь возьмите к себе. Все буду делать, что ни скажете.

Но ее помощь нужна была здесь…

30 сентября большая группа бомбардировщиков, возвращаясь в беспорядке от линии фронта, нанесла неожиданный бомбовый удар по деревне Стаи. Самолеты сбросили более 200 фугасных бомб и около тысячи «зажигалок». 70 дворов уничтожили в считанные минуты. Жители, не успевшие скрыться, погибли. Осколки сразили 70-летнего Григория Степанца, 60-летнюю Матрену Волкову, 50-летнего Ивана Борковского, подростка Ваню Губко и других детей, женщин, стариков. Многие сельчане были тяжело ранены…

Кроме мирного населения потери несли и партизаны. Фашистские стервятники сковывали нашу маневренность. Когда подразделения выходили на марш, тут же налетали учебные самолеты, забрасывали мелкими бомбами, обстреливали из пулеметов.

Обиднее всего то, что фашисты действовали безнаказанно. Отбиваться у нас не было чем, а патроны мы берегли для наземного врага.

За июль — сентябрь вражеские стервятники несколько раз бомбили и нашу «партизанскую столицу» — Ушачи, уничтожили Ляхово, Тенюги, Козейщину, Слободу, Багрецы, Березовку, Рипинщину, Коренево и другие населенные пункты. Я назвал только отдельные деревни, контролируемые нашей бригадой. Пожалуй, не имелось такого населенного пункта, который не подвергался бы удару с воздуха. А сколько их было сожжено дотла на всей территории Полоцко-Лепельского партизанского края!..

К октябрю 1943 года нас начали постоянно обеспечивать боеприпасами. Вот тогда и последовал приказ комбрига Сакмаркина открывать огонь из винтовок, пулеметов и противотанковых ружей по самолетам, особенно по учебным, когда они входят в пике. Для стрельбы изготовляли специальные приспособления, которые назвали партизанскими турелями. Колесо от обычной телеги устанавливали на столбе так, чтобы оно могло вращаться вокруг своей оси. К нему прикреплялось противотанковое ружье или ручной пулемет, и стрелок мог вести круговой обстрел прицельным огнем с упора. Несколько таких турелей сооружали в разных местах деревни. Если налетал вражеский самолет, стрелки открывали огонь по нему с турелей, остальные — из винтовок.

Особо метким стрелком у нас считали Владимира Иванова. Однажды при налете на Ляхово он вступил в единоборство с двумя учебными самолетами. Первого стервятника, входившего в пике, Иванов сразу же подбил, и тот камнем пошел вниз. Но перед самой землей летчику все же удалось вывести машину на горизонталь, однако высоту самолет набрать уже не смог, потянул по низу в сторону леса и вскоре скрылся за ним. Второй, отказавшись от бомбометания, полетел следом.

С того дня учебные самолеты прекратили полеты на малой высоте, а пикировать остерегались. Наши связные из Уллы сообщили, что подбитый стервятник так и не дотянул до аэродрома, совершил аварийную посадку. Оба летчика были ранены, а самолет серьезно поврежден.

В каждой беседе с крестьянами я рассказывал о злодеяниях фашистов, советовал, как вести себя в случае бомбежки, чтобы не стать жертвой налета. Как политрук, постоянно проводил беседы с бойцами — обсуждали, как практически помочь старикам и женщинам уберечься от гитлеровских самолетов. Все разведчики, свободные от задания, в ту осень изрядно натерли мозолей, отрывая щели и строя бункера, в которых население могло укрыться от воздушных налетов.

Ближе к зиме пришла еще одна забота. Все чувствовали, что фашисты не оставят нас в покое, снова начнут блокаду, чтобы задушить партизанский край. От наземного врага можно было уберечься только в глухих, труднодоступных для него местах. Иногда их находили неподалеку от деревни, иногда — за несколько километров. Туда теперь уходили старики, партизаны и подростки, строили там землянки, оборудовали гражданские лагеря.

Накануне блокады мы провели беседы буквально в каждой деревне, в каждом небольшом поселке. Цель ставилась одна — спасти население от полного ограбления, от насильственного уничтожения и угона в рабство. Не только с добрыми советами шли к людям наши агитаторы. В свободное от боевых заданий время партизаны помогали прятать в землю крестьянские пожитки, инвентарь, приводили в порядок гражданские лагеря.

В первые дни блокады почти все население гражданской зоны находилось в этих лагерях. Ведя разведку, мы часто заглядывали то в один лагерь, то в другой, рассказывали людям о партизанских делах на линии обороны, зачитывали сводки Совинформбюро, вселяли уверенность в победе.

Наше слово — беседы политруков и простодушные, правдивые рассказы рядовых бойцов — вызывало в ответ добрые дела местных жителей. И это для партизанской разведки было существенной помощью.

Как-то после поиска я с ребятами заглянул в гражданский лагерь. Люди тут же обступили нас, стали расспрашивать, как там на Двине, что нового на фронтах. Короче, состоялась обычная беседа, правда, не в обычной сельской обстановке, а среди болота — возле землянок на песчаном взлобке, заросшем мелким сосняком. Тут оказалась и семья Станиславчиков, средняя дочь которых — Фруза — была у нас в разведке. Немаленькая эта семья — Марья Даниловна, ее дочери Наташа с сыном Герой и Надя, а также сыновья-подростки Шура и Митя. Так уж случилось, что после январских боев встречался я с ними лишь однажды. В то утро мы как следует не поговорили: торопились сменить группу Попова. Подвозил нас тогда к Стаям Шура Станиславчик, а потом и вывез меня, раненного. После госпиталя не было времени заглянуть к ним, хотя и очень хотелось. Много хорошего слышал от раненых партизан о семье Станиславчиков, которые в январе 1944 года помогли смоленским партизанам в разгроме гарнизона в Красном.

Теперь — в середине марта 1944 года — случай представился. Вот что рассказали мне сами Станиславчики и наш разведчик Иван Киреев о тех январских событиях. Больше всех, притом с подробностями и деталями, рассказывал Митя — подросток лет двенадцати. Он с братом оказался, так сказать, одним из главных действующих лиц.

Тогда семья Станиславчиков, отступая вместе с партизанами, остановилась в Ковалевщине. Приютили их в доме Платона Пистуновича. Хата стояла на конце деревни. Сюда мы часто заезжали. Отдохнем и — снова к Красному: там обосновался фашистский гарнизон, который также интересовал нашу разведку.

Однажды в Ковалевщину прискакал на взмыленном коне Иван Киреев. Он был явно чем-то озабочен: морщил вспотелый лоб, да и одень уж торопливо передал поводья, и это не могло не насторожить Марью Даниловну.